Эйзенхауэр и Жуков принадлежали к разным мирам, действовали в совершенно различных политических системах. В американской армии, равно как в британской или германской, командиры обязаны были заботиться о сбережении жизни подчиненных, иначе они были бы неминуемо смещены со своих постов и отданы под суд. В Красной Армии самым страшным преступлением было невыполнение даже заведомо невыполнимого, порой преступного приказа вышестоящего начальника. Ослушнику грозил немедленный расстрел или, что почти то же самое, отправка в штрафбат, даже если вслед за тем арестуют и отдавшего приказ командира. В западных армиях солдаты и офицеры отказались бы выполнять приказ идти в наступление на необезвреженные минные поля и наверняка добились бы судебного разбирательства и смещения командира. Советские солдаты и командиры, напротив, хорошо знали, что жаловаться на начальство — гиблое дело. В этом убеждал их не только собственный опыт, но и опыт отцов и дедов.
Для того чтобы самоубийственные для войск приказы появлялись на свет, требовались не только командиры, готовые их отдать, но и подчиненные, способные их безропотно выполнить. Если бы на месте Жукова оказался Эйзенхауэр или, скажем, Манштейнг, они бы очень скоро могли разделить печальную судьбу генерала Д.Г. Павлова. И Красная Армия под командованием Эйзенхауэра воевала бы еще хуже, чем под командованием Жукова. Американский генерал ставил бы войскам задачи, которые те все равно не смогли бы выполнить из-за недостаточной подготовки и только понесли бы напрасные потери. По наблюдениям немецких генералов, советская авиация очень редко действовала на глубине более 30 километров от линии фронта. Если бы Эйзенхауэр потребовал от нее свершать бомбардировки оперативного и стратегического масштаба, для этого не оказалось бы ни нужного числа подготовленных летчиков, ни достаточного количества подходящих машин.
Не лучше был бы результат, доводись Жукову возглавить силы западных союзников в Европе. Вероятно, маршал очень скоро попал бы под трибунал, когда попробовал бы завалить немецкую оборону трупами американцев и англичан. Переучиваться же Эйзенхауэру и Жукову времени не было. Нет, только Жуков или подобный ему военачальник мог быть достойным заместителем Сталина в Великой Отечественной войне и руководителем крупнейших операций Красной Армии. Эйзенхауэр, кажется, понял, что бессмысленно подходить к оценке Жукова-полководца с западными мерками, принял маршала таким, какой он есть. До конца своих дней Эйзенхауэр и Жуков сохранили самые теплые чувства по отношению друг к другу.
Эйзенхауэр, с согласия американского правительства, пригласил Жукова посетить Америку. Приглашение было принято. Но поездка не состоялась. Жуков по этому поводу пишет следующее: «Вскоре после посещения Эйзенхауэром Советского Союза мне позвонил в Берлин Молотов:
— Получено приглашение для вас от американского правительства посетить Соединенные Штаты. Товарищ Сталин считает полезным подобный визит. Как ваше мнение?
— Я согласен (попробовал бы не согласиться! — Б. С.). Однажды после заседания Контрольного совета ко мне подошел генерал Эйзенхауэр:
— Очень рад, что вы, господин маршал, посетите Штаты… К сожалению, обстоятельства складываются так, что я не смогу лететь с вами в Вашингтон. Если не возражаете, вас будут сопровождать мой сын Джон, генерал Клей и другие лица штаба Верховного Главнокомандования США.
Я согласился:
— Так как ваши летчики не знают условий полета через океан и в Штатах, — продолжал Эйзенхауэр, — предлагаю вам свой личный самолет «Крепость».
Я поблагодарил Эйзенхауэра и доложил обо всем лично Сталину. Сталин сказал:
— Ну что ж, готовьтесь.