Бьярке работал со студентами во время вводного теоретического курса, он читал им лекции по архитектурно-ландшафтной реконструкции и фосфатному анализу. Это был высокий мужчина средних лет, с мягкими чертами лица. Его каштановые волосы уже начали редеть на лбу, но в остальном он выглядел моложе, чем на свои сорок три года. У него была ухоженная бородка. Густые загнутые ресницы окаймляли зелёные глаза.
— Что вы можете рассказать о Мартине Флохтен? — начал допрос комиссар.
— Боюсь, совсем немного. Она была милой и приятной девушкой, очень интересовалась эпохой викингов. У меня сложилось впечатление, что она лучше подкована, чем остальные в группе, в целом она казалась увлечённой археологией.
Если бы не явный готландский диалект, Кнутас мог бы поклясться, что перед ним кто угодно, но не житель острова. Эти отутюженные брюки и стильный пиджак — на всём был лоск прирождённого горожанина. А голос и манера говорить удивительным образом не сочетались с этой внешностью, в которой было что-то обезоруживающее. Арон Бьярке замолчал и дружелюбно смотрел на Кнутаса, ожидая следующего вопроса.
— Вам доводилось общаться с ней лично, вне лекций?
— Наедине ни разу, но мы несколько раз собирались всей группой, ужинали дома ещё у одного преподавателя, ходили в бар, играли в кубб[3] в парке Альмедален. Но тогда мы были вместе со всеми.
— Вы были в Варфсхольме в субботу вечером?
— Нет, и я почти не виделся со студентами с тех пор, как они уехали из Висбю на раскопки во Фрёйель.
— Где вы находились в субботу вечером?
Вопрос удивил Арона, и он мягко спросил:
— Вы меня подозреваете?
— Нет, что вы. Это обычный вопрос, мы его всем задаём, — пояснил комиссар, — Так что вы делали?
— Ничего особенного. Смотрел телевизор дома.
— Вы были один?
— Да.
— И вы живёте один?
— Да.
— У вас есть дети?
— Нет, во всяком случае пока.
— Вы никуда не выходили из дому?
— Нет, я засиделся допоздна и лёг где-то около полуночи. Обычное дело.
— Вы не замечали, Мартина встречалась с кем-то из студентов или, может быть, с преподавателем?
Вопрос, казалось, озадачил Арона.
— Ну, вы знаете, о таких вещах судить нелегко. Примерещится одно, а потом вдруг окажется другое. Так что я бы не стал тут ничего говорить, — заявил он в итоге с серьёзной миной.
— Что конкретно вы хотите сказать? — поинтересовалась Карин, сидевшая поодаль.
— Мартина была девушкой видной и любила покрасоваться перед мужчинами. Это бросалось в глаза, а они по ней с ума сходили.
— Кто-нибудь из них проявлял к ней особый интерес?
— Не могу сказать с уверенностью, — протянул он. — В общем, был один человек, который уделял ей больше внимания, чем следует, но я, конечно, тут могу и ошибиться.
— Кто это?
Арон Бьярке нервно заёрзал на стуле:
— Мне неудобно говорить, поскольку речь ещё об одном преподавателе. И если уж быть до конца откровенным, то я имею в виду руководителя практикума Стаффана Мельгрена.
— Вот как?
— Вам следует знать: он не раз заводил интрижки с симпатичными студентками. Ужасно так говорить, но он просто не умеет держать себя в руках. В общем, это не первый случай, вот и всё, что я имел в виду. — Арон Бьярке наклонился к комиссару и, понизив голос, продолжил: — Стаффан Мельгрен — самый настоящий бабник. Об этом все знают. Он, наверное, был верен жене не дольше недели после свадьбы. А поскольку он не прочь полакомиться, — тут Бьярке поднял ладони в воздух и изобразил кавычки, —
Арон явно не скупился на слова. Его откровенность удивила обоих полицейских. Кнутас заметно приободрился:
— Вы хотите сказать, что у Мельгрена и раньше были отношения с его студентками?
— Конечно. Более того, это само собой разумеется. Если Стаффан ведёт какой-нибудь курс, то вряд ли дело обойдётся без интрижки как минимум с одной из слушательниц.
— И как давно он начал вести себя подобным образом?
— Да уж лет десять, не меньше.
— А жена Мельгрена знает о его похождениях?
— Не думаю, она такого не потерпит.
— Я так понимаю, вы довольно хорошо знаете Мельгрена?
— Мы больше пятнадцати лет работаем вместе.
— Как же ему удаётся хранить измены в тайне?
— У них с Сюзанной совершенно разный образ жизни. Она сидит с детьми, следит за домом и садом. А он всё время на работе. Вряд ли они проводят время вместе. Каждый сам по себе.
— На что конкретно вы обратили внимание, увидев, как Мельгрен общается с Мартиной?
— Я не возьмусь утверждать, что между ними были отношения. Мы ведь не так часто пересекались. Я читал лекции, а он занимался своими делами, но в самом начале, когда мы собрались в Висбю, у нас были вводные теоретические занятия для всей группы. А поскольку я уже имел счастье наблюдать Стаффана в действии, так сказать, то я сразу же замечаю, когда он начинает очередное ухаживание.
— И в чём это проявляется?
— Да всё как обычно. Он смотрит на заинтересовавшую его девушку долгим взглядом и молчит или постоянно шутит и смеётся с ней. Все эти старые приёмчики настолько примитивны, что просто смешно.