Когда пресс-конференция, самая длинная из тех, на которых Кнутасу приходилось когда-либо присутствовать, закончилась, комиссар почувствовал себя окончательно вымотанным. Но дальше всё только усложнилось.
В прессу просочилась новость о том, что Гуннар Амбьорнсон получил послание в виде шеста с лошадиной головой. А когда журналисты узнали, что то же самое приключилось со Стаффаном Мельгреном незадолго до смерти, по Швеции будто прокатилась волна: репортёры всех средств массовой информации из каждого уголка страны бросились покупать билеты на ближайший самолёт до Готланда.
После пресс-конференции Кнутас вместе с другими следователями, спасаясь от своры журналистов, попросили их ни с кем не соединять. Тяжелей всех пришлось Ларсу Норби, которому в роли пресс-секретаря предстояло в одиночку выстоять под напором СМИ. Полицейские опасались, что столь широкое освещение в прессе усложнит их работу по поимке преступника.
Следственная группа совместно с Центральным управлением начала масштабную работу: полиция допрашивала демонстрантов, выступавших против стройки, членов организаций, исповедующих веру в асов и имеющих отношение к Готланду, коллег Амбьорнсона и всех, кто так или иначе мог быть замешан в этом деле.
Кнутас чувствовал, что преступник где-то рядом, отчасти потому, что выбор места для размещения жертв и шестов с головами свидетельствовал о хорошем знании острова. Чужак поступил бы иначе.
Полиция окончательно отказалась от мысли о том, что убийцей может быть женщина. Требовалась исключительная физическая сила, для того чтобы затащить тело Гуннара Амбьорнсона на гору и вздёрнуть его на дереве. Если предположение, что преступник — местный, верно, то он, должно быть, покинул остров в субботу, самое позднее в воскресенье, чтобы встретить Амбьорнсона, прилетевшего с пересадкой из Парижа. Каким-то образом они встретились в Стокгольме, возможно прямо в аэропорту. Судя по всему, Амбьорнсон не планировал ничего подобного, ведь его самолёт из Парижа прилетал в 12.45, а рейс на Готланд был уже через час. За это время он как раз мог успеть забрать багаж, пройти таможню, попасть в терминал для внутренних рейсов и зарегистрироваться.
Кто-то, по всей вероятности, приехал в Стокгольм и встретил Амбьорнсона, когда тот вышел из самолёта. Последовал бы Гуннар за незнакомцем, зная, что ему угрожает опасность? Вряд ли. Значит, он знал этого человека, доверял ему. И этот кто-то уговорил его остаться. Как ему удалось?
Затем Амбьорнсон вернулся на Готланд, живой или мёртвый — неизвестно. Пока сложно было сказать, убили его на материке и перевезли на остров или лишили жизни уже на острове. Эрик Сульман предположил, что Амбьорнсон погиб несколько дней назад. Судмедэксперт должен был вот-вот прибыть в Висбю, так что скоро они будут знать наверняка.
Полиция связалась с родственниками Амбьорнсона в Стокгольме, но никто из них не видел и не слышал Гуннара уже довольно давно. Его подруга была в отчаянии и не догадывалась, куда он мог пропасть, выйдя из самолёта в Арланде. Он не звонил ей с того дня, как вернулся в Швецию.
После осмотра тела судмедэкспертом на месте преступления труп должны были отправить в отдел судебно-медицинской экспертизы в Сольне. Но Кнутас уже сейчас догадывался, какие сведения будет содержать отчёт о вскрытии. Всё указывало на то, что Амбьорнсона постигла та же участь, что и предыдущих жертв. Комиссар получил дополнительные подтверждения о «тройной смерти» из других источников и подозревал, что уже наутро об этом вовсю будут дискутировать в СМИ.
Однако, прослушав новости по радио без четверти пять, он чуть не поперхнулся кофе. В выпуске рассказывалось и о «тройной смерти», и о значении нитсшеста. С возрастающим удивлением комиссар услышал интервью с Сюзанной Мельгрен. Теперь этого уже не остановить. Оставалось лишь наблюдать, как подобное внимание со стороны прессы подействует на убийцу. Возможно, он заберётся в самый тёмный угол и затаится там, пока шум не утихнет.
Тем же днём в полицию поступил звонок от эстонца по имени Игорс Блейделис, который плавал на барже, часто заходившей в гавань Висбю. Он услышал о ритуальных убийствах и рассказал, что примерно полгода тому назад заметил кое-что необычное в районе Хёгклинта. Он видел костёр и людей с факелами, двигавшихся, будто в ритуальном танце. Ему показалось, они участвовали в какой-то церемонии. Он смог назвать точную дату: двадцать первое марта. Больше ничего интересного не сообщил. Ему показалось странным это совпадение, и поэтому, узнав о трупе политика, найденном в том же месте, он обратился в полицию.
Когда Карин зашла в кабинет Кнутаса, он поинтересовался у неё, не говорит ли ей что-нибудь дата двадцать первое марта.
— Ничего особенного, разве что это день весеннего равноденствия, — ответила она, пролистав календарь.
Кнутас откинулся на спинку стула:
— Может, он имеет особенное значение? Может, есть какой-то ритуал, связанный с этим днём? Кто обычно празднует его?