Катя курит и вспоминает, как бесконечная лестница с фантастическими дверями внезапно закончилась, она наконец спустилась на первый этаж, и сразу уставилась на пустой закуток консьержки, мальчишка был прав: вроде бы нет никого, а все равно ясно, что есть. Подумала, внятно, четко, как будто сказала, только без голоса: я хочу выйти в сад, – и не услышала, но явственно ощутила ответ, веселое и одновременно немного сердитое: «Врешь!» Хотя Катя не врала, не хитрила, она действительно собиралась просто заглянуть в сад, соседский мальчишка обмолвился, что по ночам там даже красивее, чем днем, и Катя тогда сама себе удивилась: надо же, пятый год живу в этом доме, а ночью в саду до сих пор не была. И ведь не то чтобы рано ложусь, просто как-то в голову не приходит гулять в саду по ночам, даже выйти в подъезд просто так, без нужды кажется странной идеей – что там делать ночью? Что ты собралась рассматривать? Зачем? Удивительно, раньше, еще недавно первым делом бы побежала исследовать, что творится в доме, когда все спят, как в детстве тайком от родителей по ночам лазила на чердак. Совсем взрослая стала, превратилась в скучную тетку, так нельзя, – подумала тогда Катя. И пошла ночью в сад, чтобы не быть хуже храброго мальчишки-соседа, вернее, хуже бывшей самой себя, никаких других планов у нее не было, какие вообще могут быть планы у человека в домашей пижаме, не настолько похожей на спортивный костюм, чтобы гулять в ней по улице. Но в последний момент, то ли сбитая с толку неведомо чьим веселым безмолвным «врешь», то ли просто все перепутав, пошла не к выходу в сад, а к парадной двери, ведущей на улицу. Прежде, чем сама поняла, что делает, привычно нажала защелку, потянула на себя дверь, шагнула вперед, ахнула, отшатнулась и замерла на пороге, вцепившись руками во что-то теплое, доброе и надежное, тогда показалось – просто в дверной косяк, потому что за дверью вместо знакомой Сохаржской улицы был, как ей показалось, весь мир сразу, еще подумала, вспомнив Борхеса, «Алеф», но нет, не весь мир и не Алеф, просто великое множество, несколько – сотен? десятков? тысяч? – разных ночных городов сияют своими лунами, фонарями и окнами, чернеют деревьями, гудят автомобильными сигнализациями, верещат потревоженными птицами, смеются влюбленными парами, пахнут жареной рыбой, ванилью, бензином, гниющими фруктами, морем, разогретым асфальтом, пролитым пивом, цветущими сливами, грушами, сиренью, жасмином, акациями – это уж где что сейчас расцвело. И Агата – конечно, теплое-доброе был не дверной косяк, а просто Агата, хозяйка желтого дома, всех желтых домов во всех временах, городах и мирах – объяснила, не дожидаясь вопроса: просто этот дом слишком хорош, чтобы быть только в одном городе. Поэтому мы с ним решили быть сразу во всех городах.
Катя улыбается в темноте, вспоминая, как тогда испугалась – не Агаты, оказавшейся неведомо кем, не невозможных всех городов сразу, а собственного бесстрашия: я не боюсь? почему не боюсь? это в кого же я превратилась? где настоящая я? Катя улыбается в темноте, потому что теперь понимает: вот тогда и была самая настоящая. Только тогда настоящая я и была.
Катя затягивается горьким дымом, как в ту ночь, когда сидела в саду с Агатой, после того, как та заперла двери, сказала: хватит пока с тебя. Объяснила: я нарочно тебя дразнила, пока ты спускалась по лестнице, столько дверей показала, сколько здесь до сих пор и не было никогда, и подбила выйти на улицу, а не в сад тоже нарочно, очень уж мне хотелось, чтобы ты наконец-то узнала, как обстоят наши дела. Ты нам нравишься, мне и дому; то есть нам, конечно, все нравятся, но ты особенно, тебя хочется оставить здесь навсегда; ладно, про «навсегда» шучу, не пугайся, просто надолго. И не насильно, только если сама захочешь, пока самой же не надоест. Я немного устала ежедневно быть не только собой, а еще и Агнессой; не настолько, конечно, чтобы все бросить и оставить дом без консьержки, но от помощницы точно не откажусь.
Катя тихонько смеется вслух, вспоминая, как тогда панически думала: кто такая эта Агата? Демон, вампир, богиня? Такая древняя, что даже мифов о чем-то подобном нет? Или все-таки просто инопланетный пришелец, как в фантастических фильмах? И с какой целью она заманивает в свой дом людей? Нет, правда, зачем ей жильцы? Или не ей, а дому? Этот дом нас каким-то образом ест? Сама понимала, что это полная ерунда, откуда вдруг взялись людоеды, какие людоеды, зачем, но культурный контекст брал свое, и ужасающие сюжеты, один другого глупей и банальней, лезли в ее бедную голову, не по очереди, одновременно, толкались на пороге сознания, как города за дверью. Только не такие прекрасные, как города.