Нехилый камешек (ЛП)

– Да? Почему? – спрашиваю я, желая услышать подробности.

Мой приятель посмеивается и качает головой:

– Дружище, и что, по-твоему, я должен сказать? – Он смыкает ладони и хлопает ресницами с преувеличенным восторгом. – Безумно мило, когда вы заканчиваете друг за друга предложения или лакомитесь мармеладными мишками. – Покончив с представлением, он пожимает плечами. – Я могу лишь сказать, что поддерживаю тебя.

– Спасибо, друг. Я ценю это. – А потом замолкаю и прищурившись смотрю на него. – Между прочим, если ты еще раз прикоснешься к моей сестре, я тебя наголо побрею и покрашу брови в оранжевый.

У него расширяются глаза, а рука пробегает по волосам.

– Только не волосы. Они источник моей суперсилы.

– Я в курсе. Так что, будь осторожен.

Мы занимаем наши места на поле в последней части девятого иннинга. Команда соперников продувает, и в честь нашей победы играет Пинк «Raise Your Glass». Я несусь с поля и даю пять моим товарищам по команде.

Хлопаю по ладони мистера Оффермана.

– Теперь это все будет вашим, – шучу я, кивая на команду.

– Жду не дождусь, – говорит он. – Мне нравится. Надеюсь, вы с другом останетесь в команде. Нам понадобится большая бита, если мы хотим выиграть чемпионат в следующем сезоне.

Мужик, мы дворовая команда. Расслабься.

– Надеюсь, вы выиграете, – говорю я, испытывая адреналин, пока поет Пинк, а Эмили делает вид, что как в песне держит бокал. Запихивая перчатки и бейсболку в сумку, я не свожу глаз с Шарлотты, которая празднует победу вместе с Харпер. Как же здорово видеть их вместе. Для меня это становится в порядке вещей: Шарлотта проводит время с моей семьей в качестве моей девушки, а не просто друга.

Я уже вижу, как все будет. Дни и ночи с ней. Все по-настоящему, без обмана.

Музыка резко обрывается, и необузданный энтузиазм Пинк сменяется неприятным эхом, словно записанной на диктофон, песни. Но из колонок Эмили звучит не музыка.

А голоса.

Или, точнее, мой голос.

– Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит голова из-за вчерашней ночи или что-то другое?

Я замираю.

Кровь леденеет, когда я ясно воспоминаю этот разговор и где он состоялся. Дамская комната в музее искусств. Челюсть сжимается, а грудь сдавливает, словно в тисках. Мне прекрасно известно, что нас ждет дальше. Я оглядываю толпу, которая собирается около основной базы. Людей немного, но все ключевые игроки на месте. Семейка Офферманов. Мои родители. Я.

Все замерли, как вкопанные, и слушают запись нашего с Шарлоттой личного разговора.

– Я не могу больше притворяться.

Слова, сказанные Шарлоттой неделю назад. Адреналин зашкаливает от желания предотвратить катастрофу. Я делаю шаг к Эмили, а из колонок доносится мой дрогнувший голос.

– Ты о помолвке?

Мой отец хмурится. Смотрит мне в глаза, и я вижу в них разочарование вперемешку со смущением.

Мистер Офферман смотрит на меня, а потом на Шарлотту на трибунах. В ее глазах плещется ужас, рот слегка приоткрыт.

Я. Должен. Остановить. Это. 

Я устремляюсь к Эмили. Может, мне удастся вырвать из ее рук колонки и не дать прозвучать следующим словам.

– Прекрати. Пожалуйста, – умоляю я, пытаясь забрать ее телефон, колонки и конченое желание вторгаться в личную жизнь людей.

Она качает головой и подымает колонки над головой, когда раздаются четкие и громкие слова Шарлотты.

– Нет. С ней все в порядке. Фальшивая помолвка не проблема.

Эмили отключает запись, и я жду, когда она скажет мне: «Попался».

Но вместо этого на краю трибун появляется Эйб и идет к Эмили на поле. Я смотрю на него. Он стоит рядом с Эмили и улыбается ей, как гордый… учитель?

Эмили смотрит на отца:

– Теперь-то ты веришь, что я не хочу изучать искусство в Колумбийском университете?

Колумбийский... Эмили собирается учиться в одном универе с настырным репортером. Вот откуда они друг друга знают. Ноздри Оффермана раздуваются, когда он делает шаг вперед.

– Эмили, сейчас не время обсуждать твое будущее. Что все это значит?

Да, меня отчасти это тоже интересует.

Тем более мне казалась, что проблема в нас с Шарлоттой, но тут еще замешены отцовско-дочерние отношения.

Эмили закатывает глаза и упирает ладонь в бедро.

– Я не хочу изучать искусство и много лет об этом твержу. Но ты не хотел слушать и не обращал внимания на мои желания. Я хочу изучать бизнес. Как и ты. Но ты считаешь, что бизнес только для мужчин. Ты ошибаешься, ведь я же спасла тебя от покупки магазинов у лжецов. С нашей первой встречи я знала, что дело не чисто, – говорит она, махая то на меня, то на Шарлотту: – Поэтому я переговорила с Эйбом на ужине в стейк-хаусе, когда узнала, что собираюсь поступать в универ, где он учится. И представляешь, он почувствовал тоже самое по поводу «счастливой парочки». Вот мы и решили вместе поработать над этим материалом и докопаться до сути происходящего. И вот она, папочка.

Она тычет в меня пальцем, как на обвиняемого: