Двигаясь в бодром темпе, я с усилием вернулась мыслями к главному – убийству Карима. И тут же поймала себя на том, что как-то спокойно восприняла потерю некогда самого близкого мне человека. Забыла за шесть лет? Неправда! Но, взрослея, научилась жить и без него.
Однажды я задумалась о том, как ему, никогда не имевшему собственных детей, удалось так быстро стать мне настоящим отцом? Без лести и подарков, одной лишь искренней любовью он завоевал доверие маленькой девочки, до встречи с ним не знавшей близко ни одного взрослого мужчины. Дедушек у меня не было, мы жили втроем – я, мама и бабушка. В квартиру на Казанской приходили в гости лишь две подруги мамы. И всегда без мужей. Впрочем, не припомню – а были ли те замужем?
Карима я приняла как родного отца с первой встречи – решила, что это он и есть, просто был где-то в отъезде, а сейчас вернулся. А вон тот красавец на портрете в бабушкиной комнате – ее сын, мамин брат то есть. И знать не знала, что бабушка маме – свекровь.
Карим как отец был идеален. Мне завидовала даже Соня: Осип Семенович безумно любил дочь, баловал, но и опекал чрезмерно. Там, где Карим старался меня понять и оправдать, Соня получала от отца выговор и последующий список запретов. «Он как будто даже рад, что я проштрафилась, Ась! Сразу же выкатил кучу претензий. И крашусь слишком, джинсы в облип, майка до пупа. Словно ждал подходящего момента, чтобы все высказать!» – жаловалась она мне, а я не находила слов утешения. Мне разрешались и модные штанцы, обтягивающие тощий зад, и откровенный топ на бретельках без наличия нижнего белья. И как ни странно, на мне Барковский все эти «безобразия» не замечал.
Не мамино, не бабушкино мнение было для меня важно – лишь Карима. Впрочем, они обе воспринимали его главенство в семье спокойно.
Я не помнила ссор между мамой и Каримом. Мне даже казалось, отчим не может конфликтовать ни с кем, настолько терпим он был к недостаткам других. И сейчас, по дороге к его дому, я пыталась понять, кому он мог помешать настолько, что его убили.
Вдруг одна мысль заставила меня остановиться. Как случилось, что я даже не спросила у следователя – как убили моего отчима? Нож, яд? Или выстрел? И где сейчас Элизабет? Что, если она вернулась из Англии с ним? Они поссорились и… «Могла? Да запросто! – мгновенно нашла я виновную в смерти отчима. – Вот только входит ли она в список подозреваемых майора Фирсова?»
Меня настолько захватила эта идея, что я тут же извлекла из сумки визитку следователя.
– Иван Федорович, Бахметева беспокоит. У меня предположение – не могла Элизабет Ларкинз убить моего отчима? Она вернулась с ним в Россию? – торопливо проговорила я.
После короткого «нет» в ответ Фирсов отключился. Я опешила. И к чему относится это отрицание? Не вернулась? Или убить не могла?
Еще раз мысленно назвав Фирсова хамом, я решила, что докопаюсь до правды сама.
Шагая к дому отчима, очень надеялась на встречу с одной весьма пожилой дамой, матерью генерала Таранова, знавшей всё и обо всех. Одна створка окна ее комнаты в квартире на первом этаже всегда, и летом и зимой, была приоткрыта. Нина Андреевна бодро подскакивала к окну каждый раз, когда кто-то подходил к подъезду, либо подъезжала к воротам во двор машина. Не надеясь на свою память, Нина Андреевна в тетрадочке словесно обозначала портрет незнакомых ей людей и записывала номера авто. У меня же к ней был один вопрос: знает ли она, когда мой отчим вернулся из Англии?
Глава 5
– Детка, присаживайся к столу. – Нина Андреевна встретила меня хотя и с улыбкой, но без радушия. Легкую холодность я могла объяснить лишь одним – старушка, как, впрочем, и многие, осуждала меня за резкий разрыв с отчимом.
Я кивнула, выложив из пакета на чайный столик коробку шоколада и упаковку безе. Старое кресло приняло мое напряженное тело, расслабляя мышцы и давая покой уставшей спине – длительная ходьба на каблуках в последнее время стабильно отдавалась болью в позвоночнике. Я молча смотрела на суетившуюся Нину Андреевну, заметив, что та пытается скрыть неловкость.
– Я ненадолго. – Я решила, что пора остановить бессмысленную суету: от чая отказалась у порога, но, видимо, не была услышана. Последняя вазочка с подноса нашла место на столике, и только тогда хозяйка словно нехотя присела на край дивана.