После ресторана пошел он Ларису провожать. Она быстро в тот вечер сбила его гонор, поставила на место: поведала между прочим о бесчисленных знакомых и ухажерах с положением и деньгами, не под стать ему, служивому. Но и Михаил в свою очередь не оплошал, схитрил. Не стал трепыхаться, тянуть ее на свободную квартиру к дружку, а горделиво, с достоинством проводил девушку до дома, улыбнулся грустно на прощание, пожелал всего доброго и собрался было уйти. Но перед сдержанным, внимательным этим парнем, который ничего от нее не потребовал, Лариса вдруг сломалась. Куда подевалось все ее беспечное высокомерие.
— Надоело все, стыдно, — заплакала она, — ты вот считаешь, что я балованное дитя, а я деревенская! У меня мать одна там, старая, в деревне… Приехала после школы в институт поступать, по конкурсу не прошла. Были бы знакомые — училась бы. Сейчас, правда, есть, могли бы устроить, да неохота… Поступила в строительное училище на маляра-штукатура. С парнем одним, студентом, закрутила. У него у родителей дача, машина — ездили. Для меня смешно все это — дача! На природе! Я в своем дому выросла, с огородом, лес вокруг! А скажут: дача… и в этом что-то такое… Ездили с ним… Потом физкультурник был, женатый… Потом артист один! Настоящий. Таксист… Научный сотрудник. В НИИ меня пристроил, секретаршей, чего, говорит, ты будешь на стройке? В мороз, в комбинезоне… А секретарша в интеллигентном обществе — не женщина, а компания… Странно, да?.. Говорю тебе все сама про себя… Надо бы все наоборот, а я… Ты не слушай, не так много было, да все равно. Недавно замуж чуть не вышла. Заявление подали, он маленький, толстый, с машиной… А, думаю, какая разница!.. Пришла к нему, он полез, а сам сопит, сопит… Иди-ка ты, говорю… Сон мне снится один часто: бегу я куда-то в гору, лезу-лезу и никак, падаю, плачу… А, все равно, знаешь, кто я?.. Тоже надо кому-то, а то как же!..
И слезы. Михаил стал целовать в эти слезы, вытирать их своей щекой.
— Ты хорошая.
И усматривал в девушке, только что казавшейся ему верхом бабьей удали, существо слабое, потерявшееся… Может быть, в тысячу раз лучше других, потому хотя бы что плачет, корит себя. Сколько их, врут да не печалятся!..
Вернувшись в часть, Михаил просто изводил себя ревностью и домыслами. Не получив от Ларисы день-другой письма, подумывал сбежать со службы, нагрянуть внезапно — и если она там с кем-то!.. Когда срок службы закончился, командир предложил Михаилу остаться на сверхсрочную, обещал жилье в Москве — он в Москве служил. Куда там — к Ларисе, немедля!..
…Среди ночи Михаил проснулся в страхе. Много в последнее время снилось жутких снов: отрубленные головы петушиные летали, норовили ткнуть клювом, какие-то насекомые, похожие на тараканов, только блекло-зеленые, с топорщащимися крыльями, выползали из-под набухших пальцев и разлетались… Но этот сон был чудовищнее… Приснился ему Степка… плешивым и морщинистым. Маленьким таким старичком…
Ночь была лунная, светлая. Впрочем, в окнах, скорее всего, лишь отсвет прожекторов, что по углам двора. Выла собака: Джули, сторожевая овчарка. Собственно, кобель это, Джульбарс, но называют его все почему-то Джули, и кажется, сучка. Воет всеми ночами. Чего не спится? Что беспокоит? Там их три пса, другие молчат, а этот… Беду чует, как в народе говорят?.. Что же, беды тут, рядом, много. В других, видно, собачье это чутье на беду уже притупилось, а в Джули живет. Вот работенка-то псу досталась!
Михаил встал, подошел к открытому окну, вцепился, ткнулся лицом в железные прутья. И так захотелось завыть в ответ Джули. В тон, подвыть, «…при луне на тихую, бесшумную погоду…» Вот уж человеку, знать, тяжко было, коль такие слова изрекла душа. Коль попросил у пса лапу на счастье, ибо такой лапы — на счастье — не видал сроду!
Ну, ничего, Джули, не надо, обращался сердцем к псу и Михаил. Будет он, Михаил, жить. Степку заберет. Пусть как угодно суд решает — заберет! Пусть его, Михаила, не простит жена, к черту их, всех на свете женщин. Станут жить вдвоем с сыном. С мальчуганом этим, с душою чуткою. В деревне. Купит он домишко, где-нибудь недалеко от реки. Оставит свой фирменный автобус, сядет за грузовик. Вставать будут со Степкой рано. Делать зарядку, бегать купаться. Или собираться на рыбалку. Еще туман не осел. Они копают червей у парников, где назем. Идут, с удочками. Тишь. Шаркают о траву ноги. С болотца, где осока, лягушки кричат. В поле, едва различимые в тумане, кони. Они со Степкой на реке, замерли над удочками. Тихо, делово переговариваются. Птицы защебетали. А с солнцем ясным — уже и улов. Уха… Потом он, Михаил, — на работе. Степка играет с ребятишками деревенскими или в школе. Михаил будет вечерами с ним заниматься, читать, писать. За свое образование возьмется. Будут жить! Буду-ут!..