Нехорошее место

Но тут в потоке мыслей пронеслась череда прочно сцепленных образов: воспоминания, которые до сих пор причиняют Томасу боль. Вот он едет в машине с Бобби и Джулией, они впервые везут его в интернат и собираются там оставить. В отличие от прочих мыслей и воспоминаний, эти были живые, внятные, со множеством подробностей. Перед Золтом словно прокручивалась кинолента. Из этих воспоминаний он узнал все, что нужно. Он рассмотрел дорогу, по которой шла машина, указатели, которые проносились мимо, каждый поворот – ведь Томас отчаянно старался запомнить путь, по которому они едут. Он твердил себе: “Если мне там не понравится, если со мной станут плохо обращаться, если мне будет страшно и одиноко, вернусь к Бобби и Джулии. Захочу – и вернусь. Надо только запомнить дорогу. Так. Табличка: “7-11”. Тут поворот. “7-11” – поворот. Не забыть бы. Дальше по дороге – три пальмы. Вдруг они не будут меня навещать? Нет, так думать нехорошо. Они меня любят, они обязательно приедут. А если нет? Дальше – дом. Не забыть: дом с голубой крышей..."

Золт не пропустил ни одной детали. Скоро он знал дорогу в Сьело-Виста так, что мог бы добраться туда с закрытыми глазами, – лучше ему не смог бы объяснить и географ по карте. Чудесный дар сделал свое дело. Золт открыл воображаемую мышеловку и отпустил Томаса.

Поднялся с кресла.

Представил себе интернат Сьело-Виста. Представил отчетливо – точно таким, каким он запечатлелся в сознании Томаса.

Вот она, комната Томаса. Первый этаж, северное крыло, окна выходят на запад. Мрак, мельтешня жарких искр в черной бездне, полет.

* * *

Так как Джулии не терпелось развязаться с делом Полларда, они заскочили домой всего на пятнадцать минут, прихватили туалетные принадлежности и кое-что из одежды и тронулись в путь. Да еще заехали в “Макдоналдс” на Чапмен-авеню и запаслись едой на дорогу: несколько биг-маков, жареная картошка, диетическая кока-кола. Не успел Бобби разложить пакетики с горчицей и открыть коробки с биг-маками, как “Тойота” уже выехала на шоссе Коста-Меса. Джулия укрепила на зеркальце заднего вида антирадар и подключила его к прикуривателю. Никогда еще Бобби не приходилось закусывать на такой скорости – спидометр показывал сто сорок километров в час. Едва он закончил ужин, как машина уже приближалась к шоссе Фут-Хилл к северу от Лос-Анджелеса. Час “пик” давно миновал, но при этакой гонке приходилось то и дело перескакивать с полосы на полосу – тут никаких нервов не хватит.

– Ну ты и гонишь. Чует мое сердце: если мне и суждено вскорости отдать концы, то никак не от избытка холестерина в биг-маке.

– Ли говорит, от холестерина не умирают.

– Не умирают, значит?

– Он считает, что смерти нет. Подумаешь – холестерин. Уйдем из этой жизни чуток пораньше – и все дела. Выходит, если машина опрокинется и пару раз перевернется, бояться нечего.

– Ну уж и опрокинется. Ты у меня классный водитель.

– Спасибо, Бобби. А ты классный пассажир.

– Вот только...

– Что – вот только?

– Раз уж смерти нет, можешь и дальше нестись сломя голову, это меня не беспокоит. Я вот чего в толк не возьму: какого черта я тогда покупал диетическую кока-колу?

* * *

Томас скатился с кровати, вскочил на ноги.

– Дерек, беги! Она идет!

Но Дерек не слышал: он смотрел на говорящую лошадь в телевизоре.

Телевизор стоял посреди комнаты, между кроватей. Томас бросился к Дереку, хотел растормошить, крикнуть ему в самое ухо, но тут раздался чудной звук. Не в смысле смешной – в смысле страшный. Похоже на свист – и вроде не свист. А еще ветерок налетел. Пахнул пару раз и затих. Не теплый, но и не холодный, и все-таки у Томаса – мурашки по коже.

Томас стащил Дерека с кресла.

– Ну беги же, беги! Идет Беда. Помнишь, я говорил? Беги!

А Дерек посмотрел на него по-глупому и улыбнулся. Он подумал, Томас хочет его рассмешить – как дядьки по телевизору. Забыл про свое обещание. Он ведь решил, что Беда – это яйца всмятку, а на ужин яиц всмятку не давали, значит, Беда миновала. А она не миновала. Но Дерек этого не знает.

И опять чудной свист. И ветерок.

Подтолкнув Дерека к двери, Томас крикнул:

– Беги!

Свист оборвался. Ветер тоже. И вдруг откуда ни возьмись – Беда. Появилась и стоит между ними и открытой дверью.

Так и есть: Беда – человек. Нет, не просто человек. Это существо вылепилось из мрака, из ночи, заплеснувшейся в окно. И дело не в том, что на нем черная майка и черные брюки. Томас чувствовал, что у него и внутри черным-черно.

Дерек сразу испугался. Как увидел, так и понял, что перед ним Беда. А что бежать поздно, не понял. И бросился к двери, прямо навстречу Беде. Конечно, такого здорового дядьку с ног не собьешь, а Дерек хоть и глупый, но это даже глупый сообразит. Наверно, он хотел проскочить мимо.

Незнакомец не дал ему уйти. Он ухватил Дерека и поднял в воздух – легко, как подушку. Дерек закричал, и страшный дядька со всей силы брякнул его об стенку. Крик смолк, со стенки попадали фотографии Дерековых папы и мамы и брата. И не с той стенки, об которую ударился Дерек, а с противоположной, где его кровать.