«Нехороший» дедушка

Он сообщил мне каким-то непонятно торжествующим голосом, что теперь ему все ясно с жертвами того взрыва на сборище пайщиков фирмы «Строим вместе». Мне было это все равно, но он не обратил ни малейшего внимания на мой тон. Он сообщил, что сильно ранены осколками разорванного автобуса не только четыре члена правления и главный бухгалтер, то есть люди в наибольшей степени виновные в разбазаривании средств, собранных у населения, но и «три представителя инициативной группы, которые полтора года водили за нос и инициативную группу, и основную массу пайщиков, а сами за это время получили квартиры в уже построенных домах».

— Понимаешь, только виновные! — крикнул Марченко так, что услышали даже мои собеседники.

— Ну и что?! — не сдержался и крикнул я в ответ. Коноплев и Гукасян деликатно подняли стаканы с выдохшейся минералкой.

— Как что, идиот! Понимаешь, все-таки началось!

— Что началось?!

— Господи, послал же мне Бог идиота в напарники! Чего я тебе только не вбивал в башку — ничего не впихивается! Все не просто так! Отвечать придется — понимаешь? Придется! Причем всем, и никто не может знать заранее, как и когда.

Я понял: он пьян. Получил по своим каналам эту мутную информашку, и сразу цап зубами за пробку. Это все камера. Камера до добра не доведет, особенно работника органов. Едет с возрастающей скоростью подполковничья крыша.

— Кто это? — не удержался Гукасян.

— И за что это всем придется отвечать? — дернул щекой Коноплев. Марченко так орал, что они все расслышали.

Я не видел никаких препятствий к тому, чтобы рассказать им эту историю. Майка присоединилась, сообщив, что у нее только что был понос, но теперь все хорошо. Ни одному из возможных отцов не стало сильнее хотеться ее в дочери.

Некоторые моменты моего рассказа Майка сопровождала толковыми, и даже смешными комментариями. Все было у нее «обхохочешься»: и старик Зыков в ногах у майора Рудакова, и чокнутые музыканты, так и не отошедшие от истории с Вивальди. Случай с автобусом, конечно, всех заинтересовал больше всего. Поведение больших денег вообще загадочно, а тут…

— Даже если все так, как говорит твой подполковник, — твой подполковник рехнулся, — сказал уверенно, хотя и задумчиво Коноплев.

— Да, — кивнул я, — он все время про заговор, плетутся сети, «Граф Тьмы» Кувакин, и вообще.

Тут они опять заинтересовались, и я рассказал им еще и про Кувакина.

— Ну, весь наборчик! — устало махнул рукой Коноплев.

— Так бывает, — Гукасян хмурил брови и отпускал их полежать мирно, — так бывает. Человек сам испугался, за себя испугался, он же виноват в этой старушке с машиной, и теперь ищет большую причину.

Коноплев кивнул.

— Да-да-да: вы не смотрите, что я зарезал вас, мадам, ведь все равно начинается чума. И какое глупое словосочетание — «Граф Тьмы». Это что, к нему надо обращаться «ваше сиятельство»? Кстати, и к «Князю», это тоже относится.

Не потому что так действительно думал, а просто, чтобы обозначить свое особое место в разговоре, я начал:

— Ну а вдруг действительно что-то…

Все трое, даже девочка усмехнулись.

— Что? Закат солнца вручную? — хмыкнула Майка, и тут же снова унеслась в туалет.

— Скорей всего — просто какая-то статистическая флуктуация. — Коноплев снова закурил, хотя повсюду висели надписи, что делать этого нельзя. — Ты оказался в том месте, где частота случайностей особого рода превысила какую-то норму и стала заметна для глаза такого обыкновенного наблюдателя, как ты. Люди, от которых ты не ждешь ничего этакого, начинают себя вести не как всегда. Вот как тот сумасшедший, избивающий музыкантов.

Он закашлялся.

— Статистика, — согласился Гукасян, неприязненно глядя на вырастающий пепельный столбик на сигарете молдавского белоруса.

Я понял, что мой номер закончен. Повеселил и хватит.

— Так что с девочкой будем делать?

Пепел рухнул на идеальное деревянное покрытие и разлетелся в пыль. Гукасян закрыл глаза.

— Да, — ткнул в меня окурком Коноплев, — вспомнил. «Миллиард лет до конца света», читал наверняка?

— Да, читал, и до сих пор считаю, что очень даже не слабая вещичка.

— Вот!

— Что вот?

— Вот я и нашел образ твоего синдрома.

— Нет у меня никакого синдрома.

— Есть-есть, но теперь не будет, занозу нашли.

— А с девочкой ничего не будем делать, оставим пока как есть, — тихо сказал Рудик.

— Но у меня впечатление, что она нас тупо использует, — усмехнулся я.

Коноплев тоже усмехнулся.

— Конечно, использует. Не Нина, а прям Наина, навела чары. Баба, конечно, с зубищами, но только что она может у нас отгрызть сейчас? Я, конечно, не благодарен ей за то, что спился и подох, но от резких движений воздержусь.

— И я, — кивнул Гукасян. — И денег дам. Немножко.

— Она не возьмет, — с какой-то даже свирепой радостью заявила вернувшаяся Майка. Было такое впечатление, что в туалете она не страдает, а наоборот пополняется чем-то бодрящим.

— Почему не возьмет? — осторожно поинтересовался Гукасян.

— Потому что дура. Благородная.

— Благородная?! — одновременно спросили Гукасян и Коноплев.

— Но мы хотя бы скажем ей, что теперь все открылось? — спросил я.