«Нехороший» дедушка

Она почувствовала, всегда была очень чуткой:

— Я постелю тебе здесь.

* * *

Сагдулаев бросил на свой роскошный стол мои листки. Взгляд его говорил: ну что мне с тобой делать?

— Да я и не рассчитывал, что ты это так вот возьмешь и напечатаешь.

— Тогда зачем ты мне это принес?

— Хочу разобраться.

— В чем, Женечка?

— Что-то происходит, знаешь, вал непонятных событий. Похоже, я бы сказал, на метеоритный дождь.

Он заметно поморщился.

— Ты когда-нибудь видел метеоритный дождь?

Он продолжал морщиться. Я продолжал развивать свою метафору:

— То там, то здесь вспыхивают вдруг в небе яркие искры. Никогда нельзя предугадать, где это произойдет. И если увидел искру, значит — поздно.

— Что поздно?

— Ты уже позади события. Бегая так за отдельными событиями, никогда не поймешь, что происходит. Надо взяться по-другому. Найти телескоп, изучить участок неба, откуда все это летит, и понять в конце концов, что это и почему оно. Комета, не комета. Ладно-ладно, не смотри на меня, как я не знаю…

— У тебя метеоризм сознания.

Я кивнул и закрыл глаза.

— Сам понимаешь, Женя, если бы я не знал, в какой-то степени ты профессиональный человек, какой еще недавно обладал хваткой, то не стал бы слушать этот бред.

— Я все понимаю, и сам бы так же отнесся к подобным рассказам, если бы ко мне кто-то явился… Но у меня, кажется, есть возможность добраться до телескопа. В переносном смысле, конечно.

— Хочешь выпить? — спросил редактор.

— Нет.

— Представляешь, и мне последнее время совершенно не хочется. Тоже, понимаешь ли, странный факт, нуждающийся в изучении. Тоже, говоря твоим языком, — метеорит.

Я решил не реагировать на иронию, я все хуже разбираюсь — на что надо реагировать, а на что не надо. Предъявил слабый и последний свой аргумент:

— Но согласись, это я первый заметил.

Он отрицательно помотал головой.

— Нет. Первым был «МК» с тем дурацким Вивальди. И скажу тебе по секрету, хотя и мне это говорили по секрету, они так и остаются первыми. Не плюнули на эту тухлую, на мой взгляд, темку, а стали раскапывать.

— И раскопали?

Сердце у меня заколотилось, и так сильно, что я удивился.

— Можно сказать, да.

— А что именно раскопали, ты, конечно, сказать не имеешь право?

— Не имею. Но скажу.

Он все-таки встал, налил себе чего-то из бутылки, напоминающей грушу, сделал большой глоток.

— В нашем родном мегаполисе за последние пару недель действительно зарегистрировано большое количество событий, которые трудно объяснить, исходя из ранее сложившихся представлений о том, что может происходить в городской жизни. От самых мелких, как эти избиения уличных музыкантов, до крупных. Ты ведь, наверно, еще не знаешь, что никто ведь не закрывал Черкизовский рынок?

— В каком смысле?

Сагдулаев вдруг показал мне язык, как будто ему было приятно меня уесть.

— Я ничего об этом не слышал.

— Не слышал, что закрыли Черкизон?

— Нет, это да, но про то, что ты говоришь, — впервые.

— Все мои люди там, Женя. Менты сбились с ног, китайцы лупают глазами, что-то лопочут. Найти того, кто отдал команду, и зачем это сделал — невозможно. И, главное, абсолютно не просматривается: кому это выгодно? Римское право летит к черту. Такое впечатление, что этот нарыв на теле и так не вполне здорового городского организма сам себя пожирает.

— Вылезет в другом месте или местах.

— Может быть, может быть.

Он встал и прошелся.

— А ты говоришь — дедушка тебе по телефону позвонил. Метеориты.

— Но не могу же я его так вот взять и бросить. Я хотел от тебя какой-нибудь «командировки», чтобы выглядело вроде как журналистское расследование, а то я слишком сам по себе. Такого сразу пошлют.

— Пошлют-пошлют.

Я не успел заметить, когда он вызвал секретаршу, а может — телепатия: она появилась с бутылкой минеральной воды.

— Дай хлебнуть.

— А тебе это не нужно, это наше — горское. Равнинному человеку пить бесполезно.

— Ну и как, помогает?

Сагдулаев налил стакан и придвинул ко мне.

— Помогает. Я, знаешь ли, тоже кое до чего додумался. Очень красивая версия.

— Какая?

Он еще пару секунд колебался.

— Да не бойся, я не ворую версии, — наклонился я вперед — думаю, с самым воровским видом.

— Все воруют версии, Женя, иногда даже этого не замечая. Искренне считая, что сами придумали. Надстраивают, развивают. Чердак презирает фундамент.

— Не хочешь — не говори.

— Да скажу, все равно завтра утром уже выскочит на полосу.

— Ну, не томи.

— Флэш-моб.

— Что?

— Ты не знаешь, что такое флэш-моб?

— Я знаю, что такое флэш-моб, не понимаю только здесь он к чему.

И только я это сказал, как мне стало ясно к чему.

— Так ты хочешь сказать…

Сагдулаев опять наполнил стакан, теперь уже свой.

— Только не простой флэш-моб, а модифицированный. Люди не просто собираются в одном месте и выкидывают какую-нибудь глупую массовую выходку, раздеваются до гола, ныряют толпой с моста, а совершают осмысленный, целенаправленный, как правило общественно полезный акт. То отлупцуют мошенников у трех вокзалов, то дурных скрипачей проучат на Арбате. Понимаешь, такой Смоктуновский коллективный.

Мне показалось, что он немного ошалел от своей горской воды. Но Сагудлаев тут же пояснил: