«Нехороший» дедушка

Отвернулся от двери, и она лязгнула, отворяясь. В проеме стоял лейтенант. Тот вчерашний, вдумчивый. Сейчас у него был усталый вид, за спиной маячил еще один в форме, но не «псих».

– Ну, будем говорить? – спросил лейтенант, дежурно, скучно.

– Я уже все рассказал.

– Объясните, в каких отношениях вы находитесь с генералом Пятиплаховым?

Я подумал – бред продолжается.

– Что, не понял?! В каких отношениях вы находитесь с генералом Пятиплаховым?

– Вы там все с ума посходили! Теперь генерал какой-то. Вы бы лучше поискали родственников старика.

– Уже ищем. А генерала вы такого не знаете?

Я чуть не заплакал от отчаянья – более всего человек бессилен перед чужим безумием. И что вот теперь делать? Я сел на кровать, тупо глядя в стену перед собой.

– Понятно, – сказал усталый лейтенант.

– Я пить хочу и в туалет.

– С чего начнем?

Зачем он спрашивал, у них все это делалось в одном месте. Меня отконвоировали. Я решал по ходу сразу несколько задач. Во-первых, продолжало мучить похмелье, для этого – вода; потом, я надеялся сориентироваться на местности, высмотреть возможность – не надо смеяться – побега, при удачном обороте обстоятельств. Люди вон и из Бутырок убегают. Но это так, фантастика, а реальнее столкнуться с каким-нибудь человеком и прокричать номер телефона, хоть, что ли, Петровича. Пусть уж наконец и меня начинают искать, не только же странному дедушке такие почести!

Удалось лишь напиться.

Когда меня возвращали, лейтенант сказал, что они применят ко мне необычные методы принуждения к сотрудничеству.

У меня ёкнул весь организм. Пресс-хата, кто не слыхал об этом ментовском изобретении.

Я конечно же не люблю, когда меня бьют, обливают кипятком, вырывают зубы без наркоза. Еще в детстве, читая рассказы про пионеров-героев, про Марата Казея, Лизу Чайкину, Сашу Голикова, испытывал странное чувство, как бы уже совершенного против них предательства. Я знал, что никаких пыток не выдержал бы, и сразу сдал бы, где стоит партизанский отряд и зарыта взрывчатка. Опасался только одного – мои одноклассники догадаются об этом, и прятал глаза. Чтобы скрыть свою природную трусость, я всячески старался геройствовать по мелочам, первым влезал в неопасные драки, брал на себя мелкие шалости, совершенные кем-то в классе. Я был смел, когда точно знал, что от иголок под ногти гарантирован.

Сейчас же мне предстояло в полной мере испытать на себе роль Марата, Лизы и Саши, но без возможности спастись с помощью предательства. Я не знал, где скрывается дедушка.

– Вы что, подсадите ко мне кого-то?

– Как раз подыскиваем кандидатуру, – съязвил лейтенант.

«Он» явился через полчасика.

Лязгнула – в синем полумраке звуки совсем озверели – дверь, и в камеру вплыла непонятных очертаний фигура. В целом скорее человек, чем что-то другое. Я сел на своей лежанке, всматриваясь. Сразу же мне не понравилось, что милиционер, приведший соседа, закрывал рот платком, как во время эпидемии.

Что это? Птичий грипп или свиной?!

Думать дальше мне не пришлось, потому что до меня докатила волна запаха. Давным-давно, в детстве, я прочитал в одной интересной книге про «запах гнилого, горелого, небелкового мяса», так вот, вошедшее пахло страшнее и разнообразнее, еще мочою, блевотиной, экскрементами людей и животных. И оно двигалось на меня, выдувая при каждом движении пузырь из ноздри, который дрожа отсвечивал в свете синей здешней лампочки, а потом исчезал. Прямо Брахма за работой.

Бомжара двигался на меня, и, кажется, собирался со мной обняться. Я вскочил и быстро отступил к стене. Гость невразумительно гугукая миновал меня, пробрел к койке и повалился ноздрями на мою подушку. Он просто хотел лечь. Еще минуту назад я считал, что несчастен, лежал в казенном полумраке и строил версии из обрывков известной мне информации и надежды на завтрашнее освобождение из крупинок собственных возможностей. Кем мне было считать себя сейчас?

Я лишился койкоместа. Второй этаж двухярусной кровати был не застелен, и я не йог, чтобы блаженствовать на колючих тамошних пружинах. О том, чтобы прикоснуться к захватчику, не могло быть и речи. Даже в полумраке было видно, что он склизок, червив, и не только его одежда, а даже воздух вокруг него на метр – сгущенная зараза. К тому же он настолько опошлил мою постель, что выгонять на второй этаж придется вместе с нею. А пружины на нижней койке ничуть не менее злы, чем на верхней. Да и не сможет он никуда забраться, тем более что и не захочет двигаться.

А я еще удивлялся, глупый, как это я в одиночке оказался, почему тут не наблюдается привычной по телевизионным жалобам правозащитников переполненности камер.

Придется провести ночь, сидя на холодном полу и прижавшись спиной к стене. Тоже холодной, кстати. Перспектива была настолько жуткой, что я даже хихикнул от отчаянья. Может, привлечь столь свойственный мне юмор? От этой мысли стало так тошно, что я сразу же стал выпихивать ее из сознания. Это каким же надо быть идиотом, чтобы считать, что юмор может быть помощником в по-настоящему невыносимом положении?

Но я еще не все знал о невыносимых положениях.