«Нехороший» дедушка

– А пострадали только члены правления? – решил я проверить полученную информацию.

– Да нет. Там еще пара активистов комитета дольщиков. Может, просто потому что стояли рядом в этот момент.

Сагдулаев вздохнул.

– Если мы принимаем версию о теракте, то можно так думать. А мы что, разве уже приняли эту версию?

Я снова пожал плечами:

– Другой-то нет.

Мы помолчали некоторое время, оба глядя в окно. Версии там не реяли.

– А этого психопата ты как сам объясняешь? – спросил Сагдулаев.

– У меня есть… одна девчушка, лет двенадцати, так вот она мне сказала, очень долго думала и сказала, что это Вивальди проснулся и мстит скверным исполнителям за то, что коверкают его музыку.

Сагдулаев удовлетворенно кивнул:

– Вот это я понимаю – версия.

По дороге домой я зашел проверить – не объявился ли Ипполит Игнатьевич. Не объявился.

Вечером позвонила Василиса.

Интересная в разных смыслах, тридцатипятилетняя, примерно, женщина, очень образованная. Конечно, со своей какой-то предысторией, слава богу, оставшейся мне практически неизвестной. Мы познакомились с нею во время одной странной поездки года три назад. Нет, уже четыре. Я тогда в очередной раз как-то повис в безвоздушном пространстве. Ни работы, ни женщины, ни определенных планов на будущее, мама уже умерла к тому времени.

Дело было в Арзамасе.

Я тогда решил вернуться к серьезным делам, раз рухнули проекты трудового обогащения – я имею в виду издательство наше несчастное, «Серебряные веки». Собирались сорить Северяниным и Кузминым на книжных развалах, а кончилось все буклетами, меню да пригласительными билетами на дрянные перформансы.

Нет, сказал я себе в очередной раз, все же было у меня за спиной и кое-какое краеведение, и культурологические порывы, отчего же не одуматься!

Стал обзванивать знакомых – нет ли какого-нибудь приличного, но денежного дела, например, написать очерк о прииске или колбасном заводе; если какой-нибудь солидный монастырь нуждается в продвижении на московские печатные арены, – я готов. Иные из знакомых обрабатывали мемуары состоятельных егерей или пивоваров, – тоже работа. Сейчас все кинулись отращивать себе прошлое. Мне помогли в журнале «Снасть». В сфере его интересов были в основном рыбалка и охота. Редактор некоторое время ковырялся карандашом в ухе, я даже отвернулся, мне не хотелось думать, что он оттуда добывает для меня идею. Он предложил мне съездить в Арзамас. Одна новенькая фирма из тех краев задумала выйти на столичный рынок с идеей «настоящего рождественского гуся». Я должен написать очерк – «Гусиные сапоги». Дело в том, что, по легенде, в старину из арзамасских краев гусей гнали стадами до Питера, и им это было не в тягость, потому что от густой местной грязи у них на лапах образовывалась керамическая обувь. Заведомая чепуха, но деньги предлагались хорошие. Я поехал. И уже там на месте как-то пересекся с делегацией московских историков, прибывших на Никоновские чтения. Выпили вечером в буфете гостиницы, сошлись. Оказались отличные ребята. А утром я на правах нового друга потащился на заседание в местный пединститут. Там такие были борения! Оказалось, что до сих пор с Расколом все так неясно. И Никона некоторые считают выдающимся государственником, а другие – исчадием ада. Причем чувствовалось, что местные, арзамасские, несмотря на хозяйскую обязанность угождать гостям, стояли против москвичей каким-то невидимым фронтом. И москвичи, чувствуя сопротивление, немного мямлили, жались, одна только девушка Василиса рубила с плеча, выступала от чистого научного сердца.

Вечером в специальном институтском зале сели за стол. Пили. Тут же стояло пианино, затеялись песни. Хорошие, душевные – «Вот кто-то с горочки спустился» и тому подобное. Много говорилось, что провинция – это не Москва, она лучше, она поет душевнее и хранит что-то такое, что в Москве разбазарили, расторговали, и мелодий нет после Свиридова, с чем я был согласен, хотя про себя думал, что не все в этой правде правда. В какой-то момент я оглянулся на оставленный стол. И увидел жутковатое зрелище. Кандидат наук Василиса сидела на дальнем краю, а к ней с двух сторон клонились бороды шести или восьми суровых арзамасских знатоков. Василиса бойко и твердо отвечала во все стороны, но было понятно, что ей не совсем по себе.

Я пришел на помощь. Сел рядом. Мгновенно разобрался в ситуации: наивная никонианка отбивалась от самых натуральных, хотя и ученых староверов. Это были не современные люди, а просто Аввакумовы кумовья. Они так сверкали глазами, что можно было подумать – только мысль о возможном привлечении к ответственности мешает им обойтись с ней по своему желанию.

Образование у меня незаконченное химическое и заочное журналистское – значит, никакого, но я собрал ошметки знаний, прибавил немного цинизма и юмора, и тремя этими плетками отогнал бородачей на безопасное расстояние.