«Нехороший» дедушка

Гости и переглядывались, и пожимали плечами, и совершали другие действия, показывающие их отношение к происходящему.

– Поняли?! – кричал хромой бегун. – Поняли?! Без кино было нельзя, вышел бы просто поджог. И я всегда ненавидел позднего Тарковского. Всегда хотелось поджарить его за его болтовню. Как я хромаю, а?!

В этот момент дом вдруг страшно, всем телом захрустел, как огромный, выдираемый из челюсти зуб. Все перестали смотреть на бегуна, зрелище гибнущего в страшном восторге дома было сильнее. Лопнуло и вылетело осколками вперед окно в третьем этаже, и тут же выбило темечко постройки, а из образовавшейся дыры выбросился вертикальный фонтан огня и мелкого пылающего на лету имущества.

* * *

Я был уверен: все полупустые бутылки в номере Пятиплахова – декорация, вернее – реквизит. Ему зачем-то нужно создать образ спивающегося, несчастного генерала, отставленного от важных рычагов. А на самом деле там то же пойло, что и в его маленькой фляжке, с помощью которой он устроил мне маленькую амнезию на «Китеже». Но, проснувшись рано утром у себя дома – первый раз за столькие дни, – я с удивлением обнаружил, что все помню. Весь продемонстрированный мне список так и стоял перед глазами. Я бросился к столу: разумеется, этот документ надо было выудить из неустойчивой моей памяти и закрепить на бумаге. Академик Лихачев, писатели Астафьев и Эйдельман, почему-то в один и тот же день, Бадри Патаркацишвили, артист Абдулов… Труднее всего было правильно записать имена буддийских лам, а их было до десятка. Надеюсь, я их не сильно исказил. Из самых больших тузов – Андропов, Юрий Владимирович.

Состав был ошеломляющий, в некоторые имена просто не верилось. Тот же Андропов – он же страдал почками, а не нервами. Стоп, Марченко тоже утащили туда, хотя он всего лишь туберкулезник. Опять, стоп, он мог попасть в «Аркадию» как псих, больной туберкулезом. То, что он похож на психа, несомненно.

С другой стороны, с чего я решил, что эти «саркофаги» предназначены для взятия проб психического секрета? И вообще кто их видел кроме безумного Ипполита Игнатьевича?

Допустим, хам Пятиплахов сильно преувеличивает (на полях списка пригорюнилось с дюжину вопросительных знаков), все равно картинка вырастает ух ты какая! Даже если вычеркнем Сухорукова, Сабониса, генерала Шаманова, Никиту Михалкова, Александра Овечкина, Леонида Якубовича – когорта остается все равно крепкая.

Зазвонил телефон.

Я специально не включил телевизор, чтобы новая порция дурацких известий не сбила меня с исследовательского настроя.

Савушка.

Никогда мне не хотелось его послать так сильно, как сейчас. Даже там, в камере с гниющим провокатором. Но тем сильнее изобразил радость от его звонка. Мы в ответе за тех, кого соблазнили. Откровенно говоря, тогда, двадцать уже лет (с лишним) тому назад переспав с его будущей женой, я как бы усыновил Савушку. Мне стало стыдно, когда они поженились. Мне стало трудно общаться с Савушкой. Я почувствовал, что обязан его опекать. И ни разу после его женитьбы не покритиковал его убогие стишата. И от Надьки держался на предельно возможном расстоянии. Получается – мы скованы одной цепью. Я из химии угодил в журналистику, а Савушка – в литературу. Из всех десятков и десятков химиков, только мы двое перевалились в гуманитарную лодку. Просто перст какой-то. Сколько раз он мне говорил что это «не просто так», что «мы особенно душевно близки друг другу». Юмор скверный, да еще и черный.

– Чего тебе?

– Извини, что так рано.

– Да, рановато.

– Ты спал?

Пересилив себя, я выдавил довольно отчужденно:

– Да, я решил сегодня выспаться.

– Знаешь, мне что-то тревожно.

Я вспомнил все его радостные завывания по поводу того, что он вот-вот станет дедом. Меня тоже радовала эта перспектива. Я решил для себя: с появлением внука у Савушки, разрешу себе отправиться на волю из мною же придуманной виноватой клетки. Придумаю повод и пос сорюсь. Хватит!

– Что, осложнения у Катьки?

– Да, нет, беременность протекает нормально. Я про другое.

– Про какое? – Я чувствовал, как растет мое раздражение.

– У тебя не бывает такого чувства, что все как-то не так?

– Не понимаю. – Я принялся поцокивать ручкой по списку Пятиплахова.

– Люди стали немножко как бы другие. Ведут себя как-то…

– Как?! – Я с трудом сдерживался: а может, взять и прямо сейчас послать его – чем не повод для ссоры?!

– Так сразу и не скажешь. А может, это со мной что-то, а Жень?

– «Со мною что-то происходит»? – Я перешел со стула на диван, только лежа я мог продолжать эту беседу.

– Нет, не про то я.

– Ты телевизор смотришь?!

– Зачем? Тут природа. Иволга какая-нибудь свистнет, и мне достаточно этого сигнала – живем!

– О том, что тут у нас происходит, ты, значит, не в курсе?

– Что там у вас? Черкизовский рынок закрылся? Тоже мне событие.

– Слушай, ты мне надоел, я иду спать.

– А-а, ты спал? Ты бы все же выбрался.

– Не люблю природу.

– Я уже, Жень, не про природу. Глянешь своим взглядом на здешних людей, может, хоть ты растолкуешь, в чем с ними дело. Или со мной.

– Так что с ними? Пример приведи какой-нибудь, факт.