– Неважно. Спрячь, – 11112 вдруг забрал из моих рук эту странную вещь и засунул её во внутренний карман моего пиджака. При этом он продолжал говорить неприсущим ему, взволнованным тоном: – Важно вот что: на этой флешке записаны все издевательства Марисы Мортон, Эбенезера Роудрига и совсем всех оригиналов, работающих здесь. Издевательства над нами, клонами. Материал по тебе отсортирован отдельно, в папку под номером один – это мой тебе подарок. В ней совсем всё, что происходило с тобой в Миррор, вплоть до пыточной и сегодняшнего дня. Можешь удалить эту папку, и тогда никто не узнает, что ты отсюда, из Миррор. Но остальной материал… Обнародуй его. Обязательно обнародуй. Чтобы все оригиналы, а не только те, кто создал себе клонов, узнали правду о том, что здесь делали с нами, чтобы они не создали новый Миррор…
– Новый Миррор? О чём ты говоришь?..
Я смотрела на своего друга и не узнавала его. Он вспыхнул, как будто его схватила лихорадка, переносчицей которой всё это время являлась я, его глаза горели, его бледные щеки вдруг налились цветом, его руки сжались в кулаки… Внезапно я рассмотрела в нём такую бурю, какой до сих пор не обладала даже я. Это открытие неожиданно, но лишь в некоторой степени, напугало меня. Потому что та небезопасность, которая в эту минуту исходила от 11112, не то что превосходила всем известную мою небезопасность – она в корне отличалась. Он как будто мог… Как будто мог сделать что-то, что Джером Баркер назвал бы непоправимым.
– Слушай меня внимательно, – 11112 с неожиданной силой схватил меня за плечи, – наши спальные комнаты находятся на третьем этаже, через коридор тебе не пройти, так что будешь спускаться по пожарной лестнице…
– Сегодня.
– Нет, завтра.
– Завтра?! Почему завтра?! Ведь уже на послезавтра назначен мой полный разбор. И пожарная лестница не вариант – окна в туалетных комнатах прочно замурованы…
– Именно поэтому организуем побег завтра: нам нужно подготовиться. Сегодня не успеем. Завтра окно в туалетной комнате, в той, которая примыкает к твоему спальному залу, будет незаметно для всех вскрыто. Я позабочусь об этом, так что не проверяй, просто доверься. Ровно за час до полуночи – после отбоя пристально следи за голограммой часов на стене – ты отправишься в туалет, запрешь дверь изнутри и, выйдя через окно, по пожарной лестнице спустишься вниз. Как только окажешься на земле – не оборачиваясь беги к пристройке Баркера. Чуть левее от нее, на заборе уже будет висеть привязанным к столбу канат – об этом я тоже позабочусь. При помощи каната ты и переберешься через забор…
– Стой, что?.. Что значит “ты переберешься”? Ты ведь со мной.
– Нет. Ты побежишь одна. Не смотри на меня так. У меня слишком серьёзные изъятия, с такими не бегают…
– Тебе объявили ещё одно изъятие. Оно станет для тебя фатальным, и ты это прекрасно знаешь…
– Ты должна бежать, 11111. Должна, потому что не только можешь, но и хочешь. Дай мне только время на подготовку…
Меня вдруг осенило:
– Ты не один! – 11112 замер от моей громогласной догадки. – Конечно же ты собираешься организовать всё не в одиночку! Флешка с видеозаписями – где ты её достал? Как я конверт, увёл из-под носа какого-то наставника? Что ты творишь?..
– Одиннадцать…
– Флешка, вскрытие запаянного окна в туалете, канат через забор… Ты с кем? Кто с тобой? Та группа старших клонов-громил, с которыми ты в последнее время везде ходил, и с которыми я пересекалась на тайных занятиях по боевым искусствам Баркера?
– Это не важно, одиннадцать тысяч сто одиннадцать. Просто знай, что завтра ночью окно в туалетной комнате будет открыто и на заборе будет висеть канат. Мы позаботимся об этом…
– Вы?
– Не потеряй флешку…
Я резко схватила друга за руки, и с неприятием отметила их кажущуюся ледяной температуру:
– Ты должен идти со мной!
– Нет.
– Да, должен! Ты сможешь!
– Дело не в том, что я не могу, подруга, – глаза 11112 вновь покрылись поволокой, как будто бунтарского огня в них и не бывало. – Дело в том, что я не хочу.
Глава 15
Кажется ещё чуть-чуть, и меня всерьёз схватит озноб. Не из-за холода, хотя майская ночь и кажется прохладной. Я стою в тонкой пижаме, на моих ногах тонкие носки и тапочки с тонкой подошвой, пропускающие холод голого напольного кафеля, но потряхивать меня начинает всё-таки не из-за холода – из-за самого сильного переживания, которое мне только приходилось ощущать в своей жизни. Даже в пыточной, даже в шкафу с гвоздями внутри меня не возникало ничего подобного…