Некого больше убивать

Впрочем — все, да не все. Грета не назвала Пола. Она уже знала, что отец Майкла — владелец «Стар Девелопмент», а Пол работал именно в этой компании. Да, Грета о нем говорила, как о мужчине, который ее подобрал, от которого она зависит, но его не называла.

Рука об руку они подошли к дому Греты. Их ладони перегрелись так, что они слышали пульс в кончиках пальцев друг друга, горячий пот струился по их телам, но глаза избегали встречаться. Что-то мешало Грете позвать Майкла с собой, что-то мешало Майклу попросить ее об этом. Словно вечность отделила ее от развратной похоти рок-звезды и пятидесятилетнего любовника, и как бы улетучился весь навязанный ей сексуальный опыт, а пришло то, что жизнь у нее безжалостно отняла, — быть девочкой, мечтающей, наконец-то, отдать себя любимому человеку и стесняющейся этой мечты.

И словно снегом занесло поляны «детей цветов», где Майкл, уже пятнадцатилетним, познал секс — и просто физиологический, и грязный, и свальный.

Молча, не отпуская руки Майкла, Грета вошла в подъезд, молча вошли они в лифт. И спасибо ему, что в его дрожи заглушалась их дрожь. Но как высоко, оказывается, седьмой этаж! Хотя, разве этажи отсчитывали их души? Может — и этажи, но отнюдь не серой каменной коробки. И разве могла обычная дверь открываться так долго?…

А когда она открылась, их взгляды — потемневшие от шторма до темно синего — встретились, слились, потонули один в другом… И бешеная волна юной страсти опрокинула их, сорвала с них одежды и сразу также утопила — в неистовстве поцелуев и объятий.

В эти минуты все границы сознания Майкла были охвачены тем, как его руки и губы сами искали на теле Греты места, еще необласканные ими, как каждая клеточка его кожи жаждала соприкосновения с ее кожей, как его язык упивался вкусом ее слюны и дыхания, мускуса ее сосков, нежной влаги ее лона, как его плоть старалась заполнить собой весь отданный ему Храм Нежности, вновь и вновь скользя по жаркому пламени его стен.

В эти минуты все существо Греты стремилось к тому, чтобы в этом ее храме больше не осталось пространства ни для какой другой религии, ни для какой другой жертвы, кроме наполненной упругой кровью плоти Майкла, трущейся о горячий камень алтаря. Магии этой жертвы было суждено заполнить ее всю, без остатка, ворвавшись через русла артерий и нервов, и Грета открывала эти русла, упиваясь ласками и лаская. Ноги Греты обхватывали Майкла и напрягались, ее ладони блуждали по телу Майкла, на мгновения останавливаясь и сжимаясь, когда Майкл в нее входил, прижимая его теснее и теснее; губы ловили его поцелуи, чтобы его язык мог повторить у нее во рту то же, что совершалось в ее лоне.

Сколько чувств у человека — пять, шесть? А если и они сливаются? Когда ощущаешь, но не отличаешь вкус от цвета, цвет от запаха, запах от звука, звук от тепла, тепло от мысли, мысль от цвета? И вот эта трепетная масса блаженства находит себе подобную и входит с ней в резонанс, во флаттер, в оргазм, выносящий любящих людей в непостижимое пространство и в конце концов разрушающий до вкуса, цвета, запаха, звука, тепла, мысли… До слез благодарности…

Когда Грета открыла глаза, она совсем не удивилась, увидев рядом с собой Майкла, и не расстроилась из-за прерванного сна, как раньше, когда просыпалась то ли с Джаддом, то ли с Полом. Грета долго смотрела на него, мирно посапывающего, не большого, как Джадд Морвилл, и не грузного, как Пол Келли, а совсем мальчишку, рыжего, с веснушками на плечах, носатого, с выпирающей верхней губой. «Такой вот еврейчик! — подумала она. — Мой любимый… Мой единственный!». И принялась его целовать — эти веснушки на плечах, эту поросшую рыжими волосами грудь, целовать, лаская языком эту нежную, такую гладкую кожицу его члена, который вновь стал наполняться упругой кровью и готовностью к жертве.

Они встречались уже две недели. Все дни с утра до вечера проводили вместе. Несколько раз Майкл у Греты ночевал. Расставаться стало непереносимо. Майкл потребовал, чтобы Грета навсегда бросила своего опекуна, и в конце концов она решилась на разговор с Полом.

Пол, узнав о Майкле, просто взбесился. Он грязно ругался, называл ее неблагодарной сукой, которая, если бы не он, сдохла бы под мостом, исколотая и занюханная, и затраханная бездомными неграми. Он даже пару раз ее ударил. А потом вдруг остановился. «Постой, — спохватился он, — кто, ты говоришь, твой новый трахатель? Где вы познакомились?…» Тут же позвонил доктору Плоткину: «Мо! Мне нужно с вами немедленно встретиться… Что значит: не можете?… Что за вопрос?… Грета — мой вопрос!.. Хорошо, завтра с утра!» В эту ночь Пол впервые не ушел, добивался от Греты любви. Но она не сдалась.

Наутро он сказал Грете: «Собирайся, поедем тебя перекодировать». И они поехали в доктору Плоткину. Там, оставив Грету в приемной офиса, Пол, буквально, ворвался в кабинет, откуда немедленно донесся шум скандала.

«Так вы решили устоить рыжему щенку радость за мой счет?» — слышался рев Пола.

«А вы бы хотели иметь сами, но уже за счет «Стар Девелопмент»?», — отвечал доктор Плоткин.