Некоторые не уснут

            Я бегу вверх по лестнице, и слышу, как мать начинает орать на отца за то, что тот бьет Итана. Я проскальзываю себе в комнату, слыша доносящийся из кухни грохот и вой, и придвигаю раскладушку к двери.

***

            Теперь я болею, лежу с лихорадкой, а сны у меня стали еще хуже. Я на два дня оставлен без молока, и мне плохо от этого. Итан жужжит за дверью моей спальни. Он несет какой-то безумный бред. Говорит, что молоко сделает меня лучше, и что мать сердится. Когда она сердится, страдаем мы все. Со слов Итана, мать сказала, что я больше никогда не пойду на работу. Говорит, что я поступил неправильно. Что я - маленький ублюдок, которому нельзя доверять.

            И теперь мне больно внутри. В горле и легких сухость и першение. А в желудке, будто битое стекло, режущее мягкие ткани. И тоненький голосок подсказывает мне попить молоко, потому что он заполнит порезы и снимет боль. Все мои мысли заняты похожей на крем жидкостью в кувшинах цвета слоновой кости. Эта тяга заставляет меня рыдать горькими слезами, и я ненавижу себя еще больше. Я хочу лишь вернуться назад во времени и отказаться от той работы на складе, где я впервые познакомился с Саулом. Тогда я мог бы  отказаться и от этой комнатушки и от сладкого-пресладкого молока.

            Лучше б меня тошнило от одного вида молока в самом начале аренды. Я бы назло ей таскал домой банки и пакеты с нормальной едой. И ни за что не стал бы пить то густое пойло с привкусом потрохов. Но каждый вечер мать приносила его в огромных кувшинах, слегка дымящееся, и оставляла на кухонном столе, чтобы сыновья могли поесть. Звуки, издаваемые ими во время трапезы, заставляли меня задуматься о новом жилье. И я съехал бы, не коснись я молока.

            Всякий раз, когда я оставлял коробку или бутылку в обычно пустующем холодильнике "Дэйнти Мэйд", она выливала мое обычное "магазинное" молоко, будто это какая-то отрава. Не имея другого выбора, я взял за привычку хранить у себя под раскладушкой маленький запасной контейнер. Но однажды, когда я вытряс из него последнюю каплю, и мне захотелось горячего чая, чтобы отогнать ночную прохладу, меня вынудили попробовать ее продукт. Чтобы подбелить чай, я налил в него чайную ложку ее молока из кувшина, оставленного на кухонном столе. Получилось очень вкусно. Это был лучший чай, который я когда-либо пробовал. Густой и сладкий, он согрел меня как стаканчик виски, и наполнил живот не хуже плотного ужина. Затем, несколько дней спустя, я попробовал его с хлопьями. Добавил всего несколько ложек, отвернув нос от запаха. Когда я ел, каждый глоток оборачивал мое тело в теплые пуховые подушки и наполнял голову сонливостью и обещанием хороших снов. Втайне я ходил к тому кувшину снова и снова, словно дремотный медведь, нашедший в бревне медовые соты. В конце концов Итан увидел меня и помчался в соседний дом. Когда он вернулся с матерью, та улыбалась, и щеки у нее светились румянцем. Это было начало моих проблем.

            Если б только я доверился своим инстинктам. Возможно, предыдущий квартирант доверился своим и сбежал. Понимаете, в той маленькой комнатке наверху, со шкафом, засаленными обоями и детской раскладушкой, с которой у меня свешивались ноги, до меня жил еще один человек. Я видел его метки и знаю, что ему снились эти сны. Возможно, он прятался под кроватью от этих грез о плясках на молочно-зеленой траве и выцарапывал остатки своего "я" на деревянных досках под крошечными пружинками. Молоко, молоко, молоко, - царапал он снова и снова ногтем или пряжкой от ремня. Ему была знакома эта тяга, когда тысячи рыболовных крючков впиваются тебе в живот, и пронзительный внутренний голос кричит так, что готовы лопнуть перепонки. Но где сейчас этот предыдущий квартирант? Если он убежал, то смогу и я. Скоро.

***

            Запертый в комнате без молока, я пытался справиться с накатывавшими волнами желтой лихорадки. Иногда голова у меня немного прояснялась, но не в положительном смысле, как раньше на работе, перед тем, как я ужинал с аппетитом. Когда позволяло самочувствие, и я мог немногого двигаться, я писал под кроватью крошечные заметки для следующего человека, который займет эту комнату, будет пить молоко и отдавать на стирку матери свою одежду.

            Сейчас отец стоит за дверью. Он поднимается каждый день и что-то чирикает, как обезьяна, но я не впускаю его. До того, как я разбил молочный кувшин, мать раньше пугала меня отцом. "Мой муж укусит тебя", - говорила она, - "если ночью ты не пойдешь к Итану". Итану одиноко в своей маленькой коробке, но солома в ней пахнет, как мясные стулья внизу, и терпеть не могу находиться в ней с ним. Мне придется подождать, когда Итан и отец уйдут от двери моей комнаты, тогда я предприму следующую попытку побега.

            А еще по ночам раздаются шумы. Самые худшие исходят из комнаты Саула.