Некрасова Л. День рождения

Девочкам меряли новые платья. То есть платья были не новые, но девочкам их выдали впервые. На подушки надели чистые наволочки, на постели положили мягкие одеяла. Отовсюду сняли паутину и до блеска начистили дверные ручки.

Музыкальная дама охрипла, разучивая с девочками песню. Ее надо было петь всем приютом в зале, когда приедет генерал.

— В восквесенье сам геневав-попечитевь собвагововит посетить пвиют. — Музыкальная дама, выпучив глаза, барабанила по белым зубам рояля.

— Свавься, свавься, наш вусский цавь! — пела она, задрав голову.

— Славься, славься… — тянули за ней девочки.

Музыкальная дама выходила из себя.

— Гвомче, гвомче! — кричала она. — Говос вусских сивот довжен звучать гвомко!

Девочки орали: «Славься, славься…»

Музыкальная дама кивала головой и била по роялю.

— Ховошо, ховошо. Вот тепевь гвомко и пвавивьно.

Пришло воскресенье. С утра по коридорам понесся необыкновенный запах. Пахло пирогами, пахло чем-то вкусным, пахло теплом, потому что затопили все печки. Девочки ходили, поводили носами и старались угадать, что будет на обед. Они прислонялись спинами к печкам и старались вобрать в себя побольше непривычного тепла.

Никто на них не кричал, не звонили звонки. Даже Ольга Карловна натянула как следует свои чулки и надела шуршащее лиловое платье. Старшие девочки собирались стайками, шушукались, как заговорщики, и разлетались при приближении Ольги Карловны.

Маленькие подслушивали их разговоры, кивали головами, тоже шушукались.

— Понимаем, понимаем, — говорила Лисичка. — Вот будет здорово!

Девочки смеялись, бегали и даже скользили в зале по натертому паркету.

Мака стояла перед зеркалом и смотрела на девочку, которая была когда-то Макой. Мама не узнала бы эту девочку в коричневом длинном платье, в остроносых штиблетах, в накрахмаленном фартуке. Волосы у Маки отросли и начинали чуть-чуть завиваться.

— Приехали! Приехали! — пронесся шепот по приюту. Все девочки выстроились в зале около рояля. Музыкальная дама, багровая, потная, твердила:

— Как товько отквоется двевь…

Ольга Карловна стояла около девочек. На носу у нее висела капля.

Открылась дверь. Вошел, звеня, стуча, грохоча, топая, скрипя, генерал. За ним дама, похожая на гриб. Теперь Мака узнала ее. Это была та самая дама, которая когда-то сунула Маке свою руку для поцелуя. За этой дамой шла начальница с золотой цепью на шее.

— Здрасьте, — сказал генерал и гордо осмотрелся.

Музыкальная дама грохнула руками по роялю.

— Свавься, свавься! — завопила она.

— Славься, славься! — хрипло выла Ольга Карловна.

А девочки молчали. Все девочки по уговору молчали.

После того как рассерженный генерал: уехал, даже не заглянув в столовую, где был приготовлен обед, начальница упала на пол. Дворник, которого позвали для того, чтобы ее поднять с пола, наследил грязными сапогами на блестящем паркете.

Он все-таки не смог поднять толстую начальницу и просто поволок ее к дивану. Около дивана начальница открыла глаза и тоненько завизжала.

Музыкальная дама бегала перед девочками и махала руками.

— Как вы смеви мовчать!

Девочки только моргали глазами.

Ольга Карловна шипела:

— Все без обеда! Все без прогулки!

А в зале носился чудный запах пирогов.

Голодные, но веселые девочки пошли в свою спальню. Там уже было снято чистое белье.

Девочкам велели снять накрахмаленные фартуки и коричневые платья. Но в старых, серых, тряпичных платьях всем тоже было весело.

Когда погас свет, в спальню бесшумно, как всегда, пришла няня Арефья. В руках у нее была корзинка. Няня Арефья принесла голодным девочкам пирогов.

Глава XXIX. Пятно на платке

— Доучат грамоте для того, чтобы вы были смиренными и скромными. Вам, в вашем положении, не на что рассчитывать. Вы должны научиться считать для того, чтобы уметь вести счета благодетельницы, которая захочет вас взять к себе в дом слугой.

Вы должны научиться читать, чтобы вечером вы смогли развлечь и утешить вашу покровительницу страницами полезной, радующей книги.

Вы должны научиться писать, чтобы суметь под ее диктовку написать письмо людям, дорогим ее сердцу, чтобы ей не утруждать своих рук и глаз. Вы должны быть готовы к смирению, к послушанию, к трудолюбию… Вам придется жить в чужом доме; и скромное ремесло белошвейки пригодится вам…

И так без конца. И так рукодельная дама все два часа подряд бубнила как заведенная, пока девочки подрубали носовые платки.

«Нет, — думала Мака, и иголка вдруг останавливалась в ее пальцах. — Я не буду жить в чужом доме. Я буду жить с мамой. Я найду свою маму».

— Черкасова, — рукодельная дама уже стояла над Макой и тонкими пальцами поправляла пенсне на своем длинном носу. — Ты ленива. Ты нерадива. Ты непослушна. Что ждет тебя? Никто не приютит тебя под своей крышей.

«Не приютит? И не надо! — думала Мака, но иголка в ее руке снова начинала быстро зацеплять тонкие белые ниточки. — Я не хочу, чтобы меня приютили. Я буду жить со своей мамой. У меня есть мама».

Рукодельная дама возвращалась на кафедру.