Некро-Тур

- Небось, выбросы какие-то? – продолжил Леонид, немного ободрившись, - Хоть бы предупреждали, что пить нельзя… Завод что ли какой?

Последовал еще один кивок, менее уверенный.

- Сколько она здесь пробудет? – спросил Макс, - Скоро ночь… Мы можем, где-то остановиться? У нас есть деньги…

- У Груши и заночуете. У них много места.

- А мне здесь, с ней… нельзя остаться? – спросил Леонид.

- Нельзя, - ответила Фрося и возмущенно закудахтала, - Еще б я мужика в Седьмицу в дом пустила! Завтрева приходи.

- Да что вы такое…? – мужчина задохнулся и умолк, оглядывая бесформенную, студенистую массу в пестром рубище, - Здесь ведь моя жена…

- Вот именно, - был краткий ответ.

Полный сомнений, Леонид склонился над женой, провел рукой по ее влажному лбу, что-то прошептал на ухо, но Ксения не отозвалась, только часто и тяжко дышала.

…

Было всего девять часов, но на улице почти стемнело. Тучи, полные воды, стлались так низко по-над крышами, что, казалось, печные трубы наполовину погружены в перевернутое, штормовое озеро. Анка успела натянуть свою ветровку и нервно куталась в нее, облокотившись о капот Ниссана. Макс заметил, что людей на улице прибавилось. На завалинки выползли старухи и дебелые тетки в годах. Чуть поодаль кучковались круглолицые, ядреные девки, словно сошедшие со страниц старинных былин. Правда, одеты они были не в цветастые сарафаны и пестрые шали, а в какой-то хлам, словно купленный в самом дешевом секонд-хенде. Что-то старое, застиранное, вытянутое и деформированное. Но девки явно гордились своими помоечными одеяниями и кокетливо перекидывали через плечи серенькие, жидкие косы.

Мужчины так и не появились, только издали по-прежнему доносился нестройный, приглушенный хор:

Жаль, жаль, жалко мне, что же ты жужжишь?

Жаль-жаль-жаль, жалко мне – прочь ты не летишь…

- Ографёна! – послышался позади трубный глас Фроси. Все трое вздрогнули, а с одной из завалинок, погруженной в глубокую вечернюю тень, приподнялась давешняя старушонка, - Пристрой пока у себя, а после решим, куда их девать.

- Вы не переживайте… Мы только на пару дней, пока Ксения не оправится…, - заверил их Макс.

- Пойдемте, касатики, - ласково позвала сверху старушка, и путники, поднявшись на настил, двинулись за ней, – меня Грушей звать, а деда маво – Степан. Сейчас накормлю вас, да отправитесь на чердак почивать. Там хорошо вам будет. Тепло и сухо. Ежели, конечно, дождь не зарядит. Но батюшка говорит, обойдется в этом году без дождя, а он еще ни разу не ошибся.

- А машина…? – Макс оглянулся на внедорожник и ненароком снова встретился взглядами с девицами. Те раскраснелись, захихикали. Он никогда не смущался девушек, но эти… Было в них что-то… словно впервые в жизни мужика увидели.

- Не тронет никто твою лохматину, а завтрева подумаем, куда ее засунуть, чтоб не потопла. Такая большая пригодится. На пашню приспособить можно будет. А то Жучка наша последние ноги вытягивает…

Макс с Анкой переглянулись. «Все страньше и страньше», - вспомнилась ему малахольная Алиса. Он перевел взгляд на Леонида, но тот полностью ушел в себя, переживая за жену и чувствуя себя без неё явно некомфортно, одиноко и неприкаянно.

Дед Степан, едва слышно насвистывая себе под нос, неторопливо накрывал на стол. Макс без удивления понял, что тот повторяет за дальним хором навязчивый, разбитной мотивчик «Пчёлки». Завидев нерешительно переминающихся на пороге гостей он трубно сплюнул в угол и, ворча себе под нос, кинул на стол еще три алюминиевые ложки. Во главу стола поставил огромный чугунок с жареной на сале картошкой, деревянную миску с огурцами и крупно наломал черный хлеб.

- Ух ты…, - Анка слабо улыбнулась, оглядывая убранство комнаты, - Словно в позапрошлый век попали… У вас тут даже электричества нет?

- Нету лектричества. Ничего нет, - без особого сожаления ответила баба Груша, разливая по глиняным кружкам ягодный морс, - Все сами. На что ручонки сподобились, то и имеем.

- Так уж сами? Или и чугун с алюминием тоже сами делаете? – Макс повертел в руках бледную, столовскую ложку, которую, казалось, можно было согнуть одним взглядом, как в известном фильме.

- Это Степаново приданое, - отмахнулась баба Груша, - Чугунку сноса нет, а вот ложки с вилками – дрянь. Захарыч из дерева лучше вырезает.

Бабка благодушно кивнула на угощение, и гости взялись за ложки.

- А вилки? – рассеянно спросила Анка, - Вы упоминали…

- Последняя в прошлом годе сломалась. Да и у той зубов оставалось меньше, чем у меня.

Анка кивнула и, с опаской прожевывая хрустящие шкварки, бродила глазами по горнице. Действительно, словно позапрошлый век. Беленая русская печь с широким горнилом, деревянные сундуки и скамейки, в углу кадка, видимо, с какими-то соленьями, развешанный над единственным окошком чеснок и нанизанные на толстые нитки сушеные грибы. А вот углы… совсем голые…