Некро-Тур

Блеянье приблизилось, и Макс, затушив окурок, торопливо вернулся в дом. Он боялся, что мужики попросят «пособить», а он не сможет отказать. Нет уж. Только не сегодня. Акулину по причине скорых родов не тревожили, и он бо́льшую часть времени прятался от людей за ее широкой спиной.

- Кто тама? Макарка? – спросила девушка, зевая и лениво собирая сальные волосы в узелок.

- Не знаю. Наверное, - Макс некоторое время наблюдал за ее передвижениями по сумрачной комнате. Нехотя глянул на выпирающий под рубахой огромный живот и в который раз подивился, что ничего не чувствует к находящемуся там ребенку.

Тоска, уже давно ставшая его неизменным спутником жизни, вдруг обрушилась с новой, невиданной силой. Он бы задушил ее, как обычно, самогоном, но сегодня ему ни в коем случае нельзя напиваться. Вот смеху будет, если он проспит в пьяном угаре свой единственный шанс.

Сердце сковали вина и стыд, но он, глубоко погрузив голову в плечи и, воровато озираясь, вышел во двор, а потом двинулся, оскальзываясь на подсыхающей глине, к своему прежнему жилью. Скоро ему предстоит встреча с бывшей подружкой.

…

Около двух месяцев они пытались найти выход. Разрезали на «флажки» всю одежду, которая была при них, а так же автомобильные чехлы и сняли со «свадебного дуба» все Степановы ленточки. Они не частили - выставляли отметки каждые полтора метра – но их все равно едва хватило на два склона. Пришлось тратить драгоценные дни и прореживать уже имеющиеся, чтобы закрыть периметр до конца.

Они были уверены, что не может быть в этой Вселенной ничего монолитного, цельного. Даже бильярдный шар, каким-бы гладким он ни был, при микрорассмотрении оказывается полным морщинок и пустот. Лазеек, через которые можно прошмыгнуть. Надо только набраться терпения, нащупать такую червоточину и… удрать.

С самой Седмицы Анка плохо себя чувствовала, и постепенно ей становилось все хуже. Ясно было, что во время купания в затопленной могиле она подцепила какую-то заразу. Как бы часто она ни мылась, от нее продолжало вонять. Тяжелый, кислый душок, который пропитал ее насквозь, и никакая баня не могла его прогнать, хоть она и требовала ее топить дважды в день к большому неудовольствию бережливой Груши. Но запах – еще полбеды.

Она ослабла, подурнела. Прелестное, тонкое лицо отекло, засалилось и покрылось подростковыми угрями, а тело - чем-то, что местные старухи называли «приливной потничкой». Мелкие и крупные, отчаянно зудящиеся россыпи гнойных прыщей на спине, груди и животе. Старухи давали какие-то горькие отвары, но Анка, вежливо благодаря дарительниц, сразу после их ухода выплескивала настои за дверь. Кроме того, девушку постоянно тошнило, она почти не могла есть и к концу второго месяца ослабла настолько, что спускалась с чердака только в туалет.

А спустя еще несколько дней баба Груша, гоняя веником по избе жирных, зеленых мух, без обиняков попросила их переселиться. Макс попытался ее убедить, что приют насекомым дало что-то испортившееся в подполе, но получилось у него это крайне неуверенно. Он смутно надеялся на поддержку Степана, но тот не сделал ни малейшей попытки заступиться за них. Впрочем, Максим не держал на него обиды. Для деда из проблеска надежды они превратились в очередную потенциальную подкормку проклятой деревни. Может, приживутся, дадут потомство, разбавят своей кровью местную кровь. А может, и нет…

Поэтому он собрал Анку и пожитки и переселился в пустующую на окраине избу.

О наступившей осени он почти не задумывался. Без Анки продвижение его сильно замедлилось, но он был уверен, что еще пара недель, и он найдет выход. Какой смысл забивать себе голову предстоящей зимой? Зиму они точно проведут не здесь…

Но о грядущих холодах за него неожиданно подумали местные. Каждый день он с вершины холма наблюдал бурную деятельность, ведущуюся у него во дворе. Мужики, оглашая округу звонкой «Пчелкой», споро заготавливали дрова, затыкали щелястые стены дома мхами и сеном, колотили небольшую стайку для скотины.

Скотины у Макса не было, но, в угрюмом раздражении глядя на растущие стены хлева, он подозревал, что скоро появится.

Каждый раз он собирался пресечь эту кипучую возню, но что-то его удерживало. Быть может, голосок неуверенности (или здравого смысла?), который то и дело робко шептал: «Что, если...?»

Он ненавидел этот голосок, но не мог его игнорировать, поэтому шел на трусливый компромисс. Не «Что, если ты не найдешь выход?», а «Что, если ты не найдешь выход… до наступления холодов?..»

Подозрения его оправдались. Когда хлев был готов, пришли женщины. Привели крутобокую, кривоногую козу с уродливым, раздутым выменем, притащили дюжину серых кроликов и несколько тихих, облысевших от неведомой болезни кур.

Как раз выпал первый снег, и Макс, отчаянно боясь подхватить в своих летних ботинках простуду, сидел возле горячей печки. Кутаясь в старое, стеганое одеяло он вышел во двор и растерянно наблюдал за животными, осваивающимися на новом месте.