Некро-Тур

Он скользнул мигающим взглядом по ее монументальной фигуре и без объяснений, прошел в дом. С тех пор, как Леонид торжественно повесился на могиле Ксении, прошло чуть больше месяца. Макс не слишком переживал по этому поводу, так как никогда на него не рассчитывал. С тех пор, как умерла Ксения, он поселился у Фроси и почти не выходил из дома. Лишь изредка, проходя мимо ее избы, Макс видел его, стыло сидящим у окна. Худой, с запавшими глазами, седой и, кажется, совершенно спятивший. Такие метаморфозы Максу были вполне понятны, но никакой симпатии к бывшему попутчику не будили. Конечно, ублажать Ефросинью – верный путь в психушку, но вряд ли она тащила его в койку силой. Мужик всегда может отказаться…

Он мысленно запнулся и почувствовал легкий стыд. А его-то самого кто силой тащил?...

- Чего тебе, спрашиваю, - Фрося подбоченилась.

- Аня говорит, что беременна. Ты не могла бы… осмотреть ее?

- А чегой на нее смотреть. Коли брюхатая, так родит. А коли нет, так порожней и продолжит топтаться.

- Дело в том, что…, - Макс замялся, - Мы последний раз этим аккурат на вашу Седмицу занимались…

- Эва чё…, - Фрося то ли в удивлении, то ли в негодовании подняла бесцветные брови, - Понятно, почему она нос из избы не кажет. Спортил ты свою Нюрку. А девка хорошая была, крепкая…

- Так это беременность или…? Мы… Я, словом… надевал такой чехольчик…

Фрося презрительно хрюкнула, сморщив мясистый нос.

- Видала я ваши чехольчики. Лёнька хвастал. Коли бабу свою хочешь сберечь, так и смотреть на нее в Седмицу не смей!

- Что же с ней?!

- Вот и поглядим. Никогда у нас такого не было.

- Откуда же вы знаете, что нельзя, если не было?! – в отчаянье воскликнул Макс и заходил по горнице.

- Животные друг от друга шарахаются. Вот и смотрим, мотаем на ус…

- Но я же не знал! Старики тогда про это ничего не сказали…, - простонал он, схватившись за голову, и беспомощно умолк.

Как можно разговаривать с этими людьми? У них каждый год появляется такой бесценный кладезь информации, но они, вместо того, чтобы спросить жизненно важное, черпают из него несущественные глупости!

Фрося с легким удивлением наблюдала за мечущимся по комнате мужчиной. Видно было, что ей в новинку видеть такие бурные чувства. Что-то забрезжило на ее лице – похожее на сочувствие.

- Может, у Батюшки что-то есть… на этих, как его…, - женщина нахмурила лоб, от чего на нем образовалась толстая складка, - скри-жа-лях.

…

У Батюшки тогда он провел весь остаток дня. Лысик, подобно средневековому ведьмаку, расположился на крошечном, вытоптанном пятаке возле своей избушки, и колдовал над чугунным котлом. От котла несло вареной кухонной тряпкой, и Макс даже не решился в него заглянуть. Чуть поодаль батюшкины телохранители, поправляя изгородь, кидали на Макса подозрительные взгляды.

- Евдокия скоро сподобится, - задыхаясь в плывущих над чаном парах, пояснил Батюшка, - От, готовлю ей смёртное, хоть и не уверен… Не протянет она до Седмицы, хоть целиком ее в маринад погрузи. Там и плоти почти не осталось…

Он глянул на прикрывшего нос Макса и словоохотливо продолжил:

- Здесь нет нужных мне ингредиентов, но я нашел им замену. Действие слабее, но… если бы старуха только продержалась до весны… Или хотя бы в морозы кончилась, тогда… Но я все равно постараюсь. Для этого я здесь…

- Вы хоть знаете… что это за «здесь»? - спросил Макс, разглядывая его. Трудно было сказать, сколько Батюшке лет. Крепкий, с лоснящейся лысиной, с черными, без единого седого волоса, кустистыми бровями. Полнокровный и здоровый. Вычисления подсказывали, что явно больше шестидесяти, но сколько на самом деле – семьдесят? Восемьдесят?

- Что? – весело отозвался Батюшка, отстраняясь от вонючих паров, - Здесь – это здесь. Я называю это место Христовой Пазухой.

Он различил на лице юноши недоумение и пояснил:

- Ну… как у Христа за пазухой. Слыхал выражение? Вот! И я тоже слышал, но никогда не думал, что окажусь за ней. Ты ведь, кажется, тоже приливный?

Макс кивнул.

- Вот и я. Знаешь, как попал сюда? О-о-о! Я долго бродил по степям и лесам, скрывался от этих чертей! А все почему? Потому что дщерь свою захотел сохранить, как этот… как его… Сала́фия. Его почему-то не гоняли, как бешеного пса, по дубравам и не собирались запихнуть в дурдом! Впрочем, как и отца той самой девчурки. А меня…!

От возмущения он прекратил размахивать руками, случайно хапнул испарений и, согнувшись пополам, зашелся долгим, надрывным кашлем.

Макс прекрасно понимал, о чем тот говорит. Они с Анкой были в Палермо и видели легендарную мумию маленькой Розалии Ломбардо. Даже подумывали отснять материал про катакомбы Капуцинов, но быстро отказались от этой мысли. Не их это был формат – слишком все чинно-благородно, сухо и пользоваться спросом среди их аудитории, падкой на чернушные подробности, не будет.

. – Сочувствую вашей утрате, - машинально пробормотал Макс.

- Какой еще утрате? – хрипло выдавил батюшка, не прекращая кашлять.

- Вы сказали…

Кашель перешел в хриплый смех.