— С зомби все просто. Макаров вместе с монахом взял русских, кто не ранен был и ночью в чужой лагерь ворвались. Как раз после того, как мы отбились и песчаная буря прошла. Котлы там с варевом перевернули, кого-то из шаманов прибили — вот вся мертвечина и взбесилась. Бросилась на негров, потом за томми взялась. Ну и мы в спину еще ударили. Драка была знатная. Артиллерию чужую с картечницами захватили, лагерь вражеских разнесли в клочья. Потом солнце взошло, вся нечисть сдохла. Разом. А мы теперь заняли деревню и все скалы на севере. Дальше идти не можем, людей не хватает.
— А эти?
— Этих зомби не успели доесть, нам теперь помогают, за томми присматривают. Ну и по хозяйству. Герр гауптман пообещал, что кто будет хорошо работать, тех домой отправят.
Через полчаса унтер решил все же ехать дальше, лично убедиться в том, что ему рассказал старый знакомый.
Пока тряслись в кузове, старый пластун в выцветшей под солнцем гимнастерке спросил у молодого солдата, чуть знавшего немецкий и взявшего на себя роль переводчика:
— Что там про Макарова немцы сказали? Я не совсем понял.
— Будто он с остатками роты ночью в атаку ходил. Кстати, Седецкого он же с поля боя вынес перед этим.
— И как?
— Наших там побили многих, и черные резали, и англичане. Те, кто остались, потом на колдунов напали, порезали почти всех. И колдовские штуки уничтожили, поэтому зомби утром и передохли.
— Это хорошо… Не люблю нечисть всякую… Надо будет с выжившими поговорить, у меня свояк там служит. Может, что интересного расскажет. А то до сих пор поверить не могу…
Когда грузовик медленно пропылил мимо холмов к показавшимся вдали крышам деревни, пластун мрачно перекрестился, разглядывая похоронные команды из пленных, кто таскал подальше к барханам убитых. Похоже, могилы копать будут еще очень долго.
— Домой вернусь, свечку поставлю. И теперь — верю немцу. Такое не придумать.
Глава 7
Командира бригады Август встречал при полном параде в Эль-Увайнате. Тридцать человек выстроилось на центральной улице, по возможности приведя форму в порядок. Остальные были раздерганы по всей округе в патрулях, на укрепленных точках с картечницами и в Тазили. Там потихоньку заканчивали разбирать разрушенный чужой лагерь и хоронили погибших.
Оберстлейтенант Кляйн прошел вдоль строя, пожав каждому из бойцов руку, затем скомандовал “Вольно!” и предложил закончить с официальной частью. Торчать на солнце совершенно не хотелось.
— Август, не думал, что увижу тебя живым. Вас всех похоронили, как про зомби услышали.
— После того, как нас с песком британцы мешали, зомби оказались меньшей проблемой. Две батареи, картечницы, несколько тысяч пехоты. А у меня — остатки роты и ошметки от русских добровольцев. Комрады напоролись на вторую вражескую атаку, почти все погибли. Живых сейчас осталось четырнадцать человек, из них семеро в госпитале вместе с капитаном Седецким.
— Как он?
— Две пули в грудь, рядовые вытащили, буквально по головам к нему продирались.
— Русский штаб интересуется, что с их парнями.
— У нас единственный медик, одаренная из добровольцев. Когда кирху построю, ее именем назову, благодаря ей хоть кого-то удалось спасти.
Похлопав гауптмана по плечу, Кляйн проворчал:
— Видел, до сих пор вся дорога сюда телами завалена. И то, как парни твои выглядят, тоже о многом говорит… Со мной рота поддержки, еще две на марше. Что по оперативной обстановке?
— Север Тазили мы контролируем. Гат — надо брать. Не знаю, какой там гарнизон. Пленные сказали, что должно быть пару взводов, вряд ли больше.
— В газетах написали, что мертвецы сожрали всех от сюда и до побережья.
— Брешут в газетах, — поморщился Август. — Вся нежить сдохла на утро, как солнце взошло… Значит, мы скалы под себя подмяли, чуть больше полутора тысяч пленных. Я их на работы направил. Еще в бойне двести негров выжило, их вместо конвойных использую.
— Дикари? Не боишься, что в спину ударят?
— Нет. Я им пообещал, что джунгли на юге отдам. Пустыня — наша, им приграничье. Поэтому служат без нареканий. И томми их боятся до одури. Предупредили, что кто вздумает бунтовать или в побег пойдет, тех черным отдадим. А они мечтают поквитаться. Пригнали на убой и на картечницы бросили. Такое не прощают.
— Понял… Так, у меня с собой чуть шнапса, предлагаю сесть и отметить удачу, которая тебя не оставила. И надо серьезно поговорить.
Разговор проходил под навесом — днем в мазанках старались не сидеть, слишком жарко.
— Я тебе так скажу, Август. Моя семья после газетных статей встала на дыбы и сумела продавить место в штабе. Дома. Поэтому я здесь только с одной целью — добавить строку “участвовал в разгоне мертвечины”. Это будет очень хорошо смотреться в послужном списке. Мало того, мне выдали столько полномочий, что любой из высших имперских чиновников удавится. Карантин, военное положение, могу любого отсюда и до буров показательно к стенке ставить без суда и следствия. Ты просто не представляешь, как всю Европу трясет.
— Поздравляю.