Свернувшись калачиком, Сергий попытался подать жалкие крошки накопленной силы на прошитые внутри артефакторные плетения, больше похожие на запутанные паутинки. В Африке вечерами в одиночестве делал наброски на песке, вспоминая замысловатые чертежи наставника. Часть из необычных усиливающих и очищающих чар смог набросать гусиным перышком чернилами на коже. Потом представлял, как рисунок медленно погружается внутрь тела и оседает в том или ином органе. Эти закладки помогали меньше тратить бесценной влаги, повышали выносливость и давали дополнительную силу. Сейчас же получилось чуть восстановить отбитые потроха, остановить процессы некроза в разбитом организме. Нет, полностью излечиться не выйдет, для этого надо отдохнуть хотя бы месяц и питаться нормально. Но боль чуть отступила и дышать можно, не кривясь от трещин в ребрах.
В крохотное окошко у потолка долетел далекий звон колокольчика. Трамвайная линия проходит рядом с центральным полицейским департаментом. Ночь, тишина вокруг, вот и принесло ветром, отразив серебристые переливы от мрачных стен.
С трудом поднявшись, парень похромал к окну, придерживаясь за стену. Встал, упершись ладонями в холодные камни, поднял голову. Нет, ничего не видно. Просто изредка в камеру пытается прорваться ветерок, чтобы бросить внутрь редкие снежинки. Зима пришла. Жаль, что не увидит он ее. И блинов на масленицу не поест. Бывший подсобный рабочий для официального представителя власти – враг, которого надо уничтожить. Поэтому теперь только ждать, когда у них руки дойдут подмахнуть приговор и исполнить.
Бежать? А какой смысл? Он не для того вернулся, чтобы революцию устраивать. И побег – это десятки трупов. Не для того Зевеке его выбрал. Просто бывает момент, когда ты делаешь выбор, продолжая идти по трудной дороге. И не свернуть с нее – это одно из условий, которое определяет, кто ты: человек или зверь.
– Черный ворон...
Потрескавшиеся губы приоткрылись, в камере зазвучала еле слышно песня.
– Черный ворон... Что ты вьешься...
Голос медленно набирал силу, мужчина хрипло делал очередной вдох и продолжал...
– Что ты вье-е-ешься... Надо мной...
Ветерок крутнулся рядом с крохотным оконцем, подхватил слова и понес дальше.
– Ты добычи... Не дождешься...
Неожиданно из соседней камеры во двор долетел еще один голос, надрывный, преисполненный муки, но живой.
– Черный ворон, я не твой...
Герасим. Жив, друг. Сколько они еще на пару протянут – неизвестно. Но пока – как радостно слышать его. И вторить друг другу...
– Что ты когти... Распускаешь...
Услышав непонятный шум, надзиратель поднялся со стула и зашагал по коридору, помахивая короткой дубинкой. Подошел к железной двери, отодвинул крохотную дверцу.
– Полети в мою... Сторонку...
– Прекратить! – и для большего эффекта еще тяжелой палкой по двери, чтобы загудела. – Кому сказано!
Заключенный повернулся и тюремщик отшатнулся: глаза у молодого избитого парня были абсолютно черные. Как два бездонных провала в бездну, откуда выглянула сама Смерть. И в открытую дыру будто холодом дохнуло. Еще чуть-чуть – изморось пойдет белой сеткой по стенам. Захлопнув дверцу, пожилой мужчина в страхе шагнул назад, затем повернулся и почти бегом двинулся к столу. Скоро из уборной должен напарник подойти, надо у него спросить.
– Ты слышал, кого в девятую посадили?
– Нет. Только сказали, чтобы вдвоем заходили, в одиночку нельзя. И еще предупредили, что без церковника дверь не отпирать. Обязательно кто-нибудь из попов должен стоять рядом.
– И они его без присмотра бросили?!
– Тебе-то какое дело? Сколько у нас убийц и живодеров по казематам отмучалось? И с этими разберутся.
– Лучше бы ладанку какую дали или икону с собой. А то ляжем мы тут, пока там, – палец ткнул в потолок, – разбираться будут.
– Ну, нас и поставили смотреть. Чего всполошился?
– Знаешь, тебе надо, ты и смотри. Но я теперь и близко к девятой не подойду... Удумали, нечисть по подвалам пихать.
Вздохнув, второй надзиратель поднялся и побрел к камере.
– Вечно тебе что-то мерещится. То паук какой-то странный в углу устроился. То крыса здоровая пробежала. Ты меня так заикой скоро сделаешь.
Скрипнула дверца. Через несколько секунд медленно закрылась и необычно молчаливый напарник подошел к столу.
– Ты прав... Утром в церковь сходим. И без попа больше дежурить не станем. У нас – семьи.
Ветер зацепил оставшиеся слова и утащил в вышину, поднял над домами, рассыпал по черным крышам, на которые медленно начал падать снег:
– Черный ворон, весь я твой...
Глава 14
Дорогу домой Сашенька Найсакина запомнила плохо. Ей вообще показалось, что она закрыла глаза в одном мире и открыла в другом.
Сначала смешливый шофер вез на грузовике до Бенгази. На улице пекло солнце, а в кабине было вполне терпимо, хотя и душновато. Как объяснил бывший фельдфебель, у господина губернатора остались работать двое головастых русских, кто умудрился придумать интересную охлаждающую штуку. Спрос на их поделки – запредельный, но волевым решением властей большую часть скупают и устанавливают на местный транспорт.