- Нам нравится приподнимать занавес, нам хочется увидеть то, что он под собой скрывает. Именно это нас возбуждает - возможность познания, открытия таинств. Любопытство! - Заблоцкий сильнее стал дергать себя за член. - Любопытство, вот что стоило назвать первородным грехом. Именно оно, скрываясь под личиной невинности, выдавая себя за незнание, стало инструментом в руках Змея, совратившего первого человека. У человеческого существа всегда, от самого его сотворения, был пытливый ум, отличный от ума, присущего рабам. В нем не было воспетой церковью покорности, в нем было лишь незнание, отсутствие альтернативы выбора и перспектив. Этот примат рано или поздно сам бы взбунтовался, однажды поднял бы свой взор в синюю высь и сказал: «Господь, по-моему, Ты темнишь, не договариваешь нам что-то. Я не ставлю под сомнение доверие, которое Ты нам оказал, но Ты не ставь под сомнение чистоту наших помыслов. Покажи другие свои творения, например, разные модели поведения. Мы не будем примерять их на себя, только поглядим». Господу нравится наблюдать за человеком, Он приводит Его в полнейший восторг своим безрассудством и противоречивостью суждений. Человек создан по Его подобию, сам Творец и есть его единственный прототип, которому, как следует заключить, свойственны все те же радости, все те же помыслы. Или же человек рождается безумным.
«Эта сцена не отпускает меня, кафель липкий и холодный. Тут негде присесть», - подумала Варя.
- Тело женщины, преподнесенное тебе подарком, который ты можешь распаковать, пробуждает первобытную жадность, стремление обладать неизведанным. В какой-то момент теряется контроль, и ты уже не приподнимаешь занавес, а начинаешь его срывать, обнажая перед собой пустую сцену, на которую ты взбираешься только ради того, чтобы уже окончательно удовлетворить свое любопытство. Только в глазах Создателя рода человеческого эта сцена - эшафот, уготовленный для смертных Падшими. Но благо Демоны, живущие в людском сознании, ласково обходятся со своими носителями. Они дарят нам блаженство, выдавая греховность за новую, запретную ступень чувственного познания. Дорога, которую они уготовили бренному существу, вымощена из философских камней, открытий и сладострастия, она ведет напролом. Каждый блудник назовет себя искушенным, а не грешным.
Раздался всплеск - толстяк догадил, но так и не смог возбудиться. Но он остался доволен собой, бодро поднялся со стульчака и заправил рубашку в брюки. Он вышел из кабинки и враскачку, как пингвин, подошел в раковине, но руки не мыл, достал портсигар и сделал на нем пару дорог кокаина. Когда он подошел к двери и поправил галстук, Варя почувствовала тошноту. Мерзавец открыл дверь и, сделав шаг вперед, исчез, развеявшись пылью по ветру. За дверью бушевали смерч, и ничего не было видно.
Не хочу приближаться к дверному проему, я совершенно уверена в том, что он скрывает за собой лишь забвение. Там потоки реки Стикс, которую вброд не перейдешь. Стены не внушают мне доверия, кажется, я могу их толкнуть, и они поваляться назад, как стенки картонной коробки.
- Вода в бочке унитаза шумит, как водопад, что с ней, он за собой не смывал. - У нее вновь появился собеседник.
И в кабинку я тоже заходить не хочу… - Варя поморщила нос.
ГЛАВА 24. ОТГОЛОСКИ
Несмелыми, робкими шажочками Варя приблизилась к распахнутой двери туалетной кабинки. На полу валялся брошенный Заболоцким журнал, на обложке красовалась стареющая шлюха, наряженная в нелепое детское платье, и никакой грим не мог скрыть усталость ее глаз и глубокие морщины. Варя взяла в руки журнал, его страницы начали с бешеной скоростью пролистываться вперед, и из него выпал небольшой клочок бумаги, он закружился в воздухе и завис у самого пола чистой стороной вверх. Но покойница знала, что эта за бумажка:
- Я не стану нагибаться и брать этот лист в руки, потому что он моментально превратится в золу, в пепел, коим и является. Откуда во мне эта уверенность? Нет, в сторону все сомнения - я же лично его сожгла.
Тут же записку охватило пламя, оставившее за собой только серые пласты
выжженной бумаги, парившие в невесомости. В дыму возник темный силуэт -
тень прошла сквозь перегородку, разделяющую кабинки, и почти коснулась
Вариного плеча. Девушка прижалась к двери, ей ничего не оставалось
делать, кроме как замереть на месте, притвориться мертвой - дверь
заклинило. Тень не отходила от источника дыма, от письма, при этом не
видела путей, ведущих ее Варе. Скиталица подумала:
- Она же не могла украсть целое мгновение? - шепотом спросил женский голос.