Некролог Полуторалунного мира

С другой стороны получалось, что его группе предстоит развязать, по сути, войну. И не абы с кем, а с противником сильным, хорошо вооруженным и отлично организованным. Понятно теперь почему командовать группой поставили его — человека имевшего регулярные трения с командованием. И другими группами, о которых было известно Арану, тоже командовали опальные капитаны.

Понятно.

Их просто спишут в случае неудачи.

Скажут, что, мол, это самостоятельная акция вышедших из подчинения младших офицеров, подстрекаемых, к примеру, личной алчностью и непонятными проповедями культистов. Ох, не зря ведь к каждой группе прислали по их отряду! Он-то, радовался, что в случае чего на убой первыми отправит этих, а не своих солдат. А теперь, выходит, их пребывание здесь приобрело еще один скрытый смысл. А может и не один. Может это западня как раз для Братства «Возрождение»?

А еще донесение было устным. То есть командование подстраховалось и с этой стороны, не оставляя офицерам официальных бумаг. Нет — гонец чин по чину предъявил печатку, назвал секретный пароль, но… Но гонец не был Вестником, вернее членом Ордена Вестников — организации, которая спустя десяток лет после Резонанса наладила почтовые сообщения между поселениями выживших и, по сути, являлась инструментом, благодаря которому на осколках цивилизации зародились новые страны. Члены Ордена Вестников доставляли письма, посылки, грузы. Имели обширную агентурную сеть, всегда выполняли взятые на себя обязательства, не лезли в политику.

Но вот передать устное сообщение через Вестников генерал не соизволил. Это понятно. А бумага с печатью — это уже конкретное доказательство того, что капитан действовал не по собственному почину. И что теперь делать?

Гонец выжидающе смотрел на размышляющего офицера. И тот, почти физически чувствуя, что ступает на очень тонкий лед, сказал:

— Передай генералу: капитан Аран Миис приказ понял и приступает к выполнению.

Гонец, не задерживаясь ни секунды, вышел из кабинета. Капитан побрел следом, размышляя, что и как он скажет своим солдатам. И чего он не скажет культистам. В голове билось: что делать, что делать, что делать?! Это же подстава. И не важно, что это может быть подстава для Братства «Возрождение». Пострадать могут его люди. Его! И не только… А может быть и не подстава, а просто идиотская, мать её, затея?! Ага, как же — держи карман шире.

На улице Аран окликнул всё ещё стоявшего неподалёку лейтенанта:

— Через полчаса Гула Атреса ко мне.

Гул Атрес явился в кабинет Мииса, как и было приказано, ровно через полчаса. С порога отдал честь и молча уставился на капитана. Аран тоже не спешил начинать разговор, собираясь с мыслями и внимательно разглядывая пришедшего. Сколько его людей верны не только ему? Кто сдаст его, если он начнёт действовать не по предложенному плану? А кто засадит нож под ребро?

Аран не знал.

Но определённо точно он знал, что зашедший в его кабинет двухметровый гигант почти единственный кому он может доверять. Гул Атрес нравился капитану — это был честный и открытый сержант, ветеран множества битв, большинство из которых они прошли бок обок. Отделение, которым командовал Гул, было единственное в лагере, в котором сохранилась железная дисциплина. Сержант гонял на тренировки своих солдат утром и вечером. И сам не оставался в стороне, истязая себя ещё больше остальных. Наверное, поэтому парни из его отделения ещё не роптали на изнурительный режим. Ну и к тому же, сержант имел тяжёлые кулаки, которые очень умело пускал в ход в случае малейшего неповиновения. Впрочем, до такого доходило не часто — среди своих Атрес пользовался непререкаемым авторитетом. Только из-за своей импульсивности и часто не контролируемого обострения чувства справедливости, из-за которого как-то получил по лицу штабной офицер, Гул Атрес ещё не дослужился до лейтенанта, а то и капитана.

— Ладно, — Аран махнул рукой, — чего в гляделки играть? Садись давай.

— Так точно.

Гул сел на жалобно скрипнувший под ним походный стульчик. Сам сержант весил немало, да к тому же, как обычно, был облачён в массивную кольчугу. Шутки про то, что он из неё не вылезает, даже когда спит, давно уже не озвучивались.

— Сколько лет мы друг друга знаем, Гул? Я ведь тебя ещё салагой помню.

— Да ты тоже в те времена недалеко от салаги ушёл, — ответил Атрес, понявший, что разговор предстоит неофициальный, — я так понимаю, раз уж ты заговорил о длительности нашей дружбы, что у тебя какое-то серьёзное личное дело?

— Да, Гул, серьёзное… А насколько личное не знаю. Касается оно слишком многих. И тебя в том числе. От меня сейчас ушёл гонец генерала Манилла…

После короткого рассказа капитана Атрес не усидел и, вскочив со стула, начал нервно расхаживать из угла в угол.

— Но это же… Это же неправильно! Это же будет война! Неправильная война! — не выдержав, воскликнул он.

— Да что ты говоришь! Неправильная война. Любая война, Гул, неправильная. Одна из таких неправильных войн, вон — Резонанс вызвала! Сто лет уже расхлёбываем.