Некромаги (СИ)

Но от духоты и жары не помогали открытые настежь окна, крыша накалилась за день, ноут быстро перегревался в таких условиях, и я не могла нормально поработать, сворачивая заказы, которые уже успела взять до перемен. Чтобы хоть чем-то себя развлечь и посидеть на ветерке, залезла на яблоню. Дерево запустили давно, никто его не обрезал и не ухаживал — на юге яблоки не особо в цене, больше культивировали персики и абрикосы, поэтому ветви лет за десять выросли повыше домика.

— Все на контрасте…

Город маленький, но центр со своими небоскребами, и современного там в избытке. А шесть километров к окраине, и вот выгребная яма и пахучая вода из колонки.

Я еще огляделась. Моря не видно, закрывает холм и лесок. Отдельным полем простирался частный сектор с садами — строили кто во что горазд, на любых, даже самых крошечных клочках земли. Две вышки связи на границе пригорода, там же недалеко рынок, уже закрытый, без огней. Дальше всех и отсюда не видный располагался тот самый особняк, на который мы смотрели из машины. Тридцать лет назад закрытый санаторий с отдельным пляжем, бухтой и причалом для яхт. Теперь — все тоже самое, только во владении одного какого-то местного промышленника.

Я бы не ушла, сдержала обещание, но внезапно увидела фигурку подростка у голубятни. Прилично по расстоянию — маленький бедный дом с сетчатым пристроем для птиц на крыше. Сбоку железный щит, и на нем парень ломаной линией выводил солнышко.

Некромаг! На что рассчитывал, глупый, на удачу? Кто этот знак увидеть-то может, на такой маленькой высоте, почти в сумерках!? Да какая разница — это же знак! И я слетела с яблони.

Держала примерное направление, прислушивалась к участкам — где есть люди, а где нет, один раз забралась на дровни, ориентируясь, другой — на крышу бани в пустующем доме. Местные в это время кто в городе на работе, кто у причала в кафешках и лотках допоздна работает, даже стариков по домам сидело не много — и хорошо, меньше свидетелей, меньше любопытных.

Я добралась за пятнадцать минут. Прокралась, присмотрелась через щели в заборе, обошла, поверяя — не опасно ли. Неслышно перелезла на участок. И застыла в ужасе… Нет, не от того, что в доме почуяла труп, а оттого что у крыльца лежал мертвый пес с пережженными бельмами — признаком того, что его поднимали!

Отец учил упокаивать, но призывы никогда не практиковал. За всю жизнь и мысли не было попробовать на себе этот ужас, тем более если труп не человека, а животного. В психике может случиться непоправимый сдвиг!

Вскарабкалась наверх и осторожно двинулась к подростку, думая, как не напугать. Мальчик сидел под своим знаком, на корточках, и беззвучно плакал, спрятав лицо. Неужели это он смог? Еще ребенок, способности от силы год-два как проявились!

— Что случилось? — Он вздрогнул и вскинулся. А я постаралась сделать голос как можно мягче и участливей: — Не бойся, я солнышко твое увидела. Ты как, говорить можешь? Что за беда?

Горло дернулось, руки тоже — почти оправился, только с координацией еще плохо. А так в человеческом сознании, по глазам понятно. Да и как бы он знак смог нарисовать, если бы до сих пор не вернулся?

— Я не знаю, чт-т-то делать… мама скоро придет… меня… т-т-т-олько отпустил…

— Выдохни. Я помогу, я же здесь. Все будет хорошо.

Паренек судорожно выдохнул, всхлипнул и зажмурился — то ли от боли, то ли от радости, что теперь не один. Я помогла ему спуститься, умыла у рукомойника и кивнула на дом, шепнув:

— Кто умер?

— Сосед… — Мальчик смотрел мне в глаза и все больше обретал способность говорить. Слово, еще слово, и затараторил: — Горбыль… сюда пришел, остальных по участкам нет, на работе все, и мать на работе. А ему водка нужна, или деньги на водку. Вынеси, займи… неси, а то хуже будет, говорит, сейчас собаку зарублю! А у меня ничего нет. У нас спиртного никогда не было, карты мать дома не держит, а у Горбыля горячка уже, он пятый день заливает и… как глухой, не понимает, что нет… за топор, и Гарза убил… Гарз не злобный, хоть и большой, только взвизгнул…

— Стоп. Захлебываешься, спокойней и не так громко. А отец твой где?

— На заработках, далеко.

— Я понимаю, что ты свою жизнь спасал. Но никогда, слышишь, никогда больше не практикуй подъем трупов… это очень опасно. Пойдем в дом, тело нужно упокоить, пока твоя мать не вернулась.

— Можно я здесь побуду? Он страшный… он там… — и очень тихо произнес, едва расслышала: — сгнил совсем.

— В каком смысле? Ладно, я сама.

Поднявшись по ступеням, заглянула внутрь — тело крупного мужчины валялось в прихожей. Я закрыла дверь, чтобы увидеть больше, и как только помещение замкнулось — поняла, о чем говорил мальчик. На пропитом и очень нездоровом человеке на спине был духовный труп: те же татуировки, та же комплекция, но от призрака почти ничего не осталось — сплошные разложившиеся лоскуты черного цвета, только руки держали обладателя за горло, а призрачная голова почти вся лицом вошла в затылок. Мне казалось, что я видела все возможные кошмары, но это — нечто новое. И страшное даже для насмотренных некромагов.