— Что?! — огрызнулась племяшка, стискивая в кулаке некогда белую, а сейчас серую с коричневым ткань туники.
— Не увлекайся, — скорчив страдальческую рожицу, ответил я.
— Не увлекаться? — сверкнула глазами Мираэль.
Сейчас она стала похожа на своего отца в ярости. Густые брови нахмурены, губы плотно сжаты, а голос тихий и полон яда. Это я исходил отборной бранью, когда был зол, брат же в состоянии бешенства наоборот цедил слова сквозь зубы, словно готовый взорваться котёл с плотно придавленной крышкой.
— Я устала копаться в крови и грязи, — продолжала цедить слова Мира. — Пока ты был в беспамятстве, я по указке этого головореза зашивала ходячее мясо. Я наковыряла из земли полную корзину камушков своими руками, все ногти сломала. Если быть некромантом — это жить в яме, жрать дерьмо и запихивать человеческие кишки обратно в дырки в пузе, то я не хочу быть некридой. Меня каждый день выворачивает пустым желудком. Я не могу смотреть даже на копчёное мясо, так как всё время видятся человеческие тела, и мечтаю о молочной каше.
Девушка говорила и шла, делая осторожные шаги босыми ногами по усыпанной сухими веточками, жухлыми листьями и покрытой редкой жёсткой травой земле, пока не оказалась совсем рядом. Тогда она подняла кулак, словно намереваясь ударить, но вдруг как-то по-детски поджала губы, разрыдалась и уткнулась мне в грудь, опустив руки вдоль бёдер.
— Я кашу даже с комочками буду есть, — всхлипывала Мира. — Я устала. Я хочу домой, к маме и папе.
Я обнял ревущую племянницу, прижал к себе и начал гладить по густым чёрным волосам, как маленького испуганного котёнка. Её тёплые плечи вздрагивали, когда она начинала давиться новой порцией горьких слёз и шумно шмыгать носом. Я почувствовал, как мокрые капли пропитали ткань моей туники.
— Всё, перестань. И оденься, Брой смотрит.
— Пусть смотрит. Мне уже всё равно. Мы никогда не выберемся с этого проклятого острова.
— Выберемся. И ты мне в этом поможешь.
— Как? — сдавленно спросила Мира. — Я ничего не умею. Совсем ничего.
— Так уж и ничего, — произнёс я, немного отстранив от себя племянницу и поддев кончиками пальцев подбородок. — Очень даже чего. Ты за неделю с небольшим, сидя в яме, сумела научиться тому, чему иные год учатся. У тебя огромный дар. И тебе, разумеется, повезло с учителем. Но если ты не хочешь командовать трупами, всегда можешь зарабатывать нетленкой. Амбары, пристани, лодки, корабли, заборы. Большинство некрид именно этим и занимаются.
Мира неуверенно улыбнулась и провела рукой по лицу, вытирая его, и казалось, что даже локти у племянницы стали мокрыми от слёз и соплей. Она глядела на меня раскрасневшимися глазами.
— Правда?
Я поднял из-под ног недавно опавший листок мандаринового дерева с длинным черешком и осторожно воткнул в тёмные вьющиеся волосы.
— Сохрани его свежим до возвращения домой. Это будет твой экзамен. А сейчас пойдём, поможешь. Просто так сидеть и ожидать смерти — не лучшее занятие.
Я осторожно вытянул из рук Миры тунику и натянул на девушку, как на ребёнка, не умеющего самостоятельно одеваться. Впрочем, все женщины до самой старости немного маленькие девочки, просто с возрастом лучше это прячут.
С такими мыслями я повёл племянницу к схрону. К тому времени уже совсем стемнело. Говорят, на самых северных островах, куда моряки ходят добывать моржей — чудовищных рыб, имеющих драгоценные клыки длиной в локоть и умеющих выползать на берег, летом всегда день, а зимой всегда ночь. Я верю этому. В жизни много такого, что сперва кажется сказкой для детишек, а на деле оказывается правдой. Но мы не на севере, и огненная колесница очень быстро въезжает в ворота зарницы, влекомая ретивыми крылатыми конями. Вот светло, а через десяток минут уже хоть глаз выколи. Но сейчас, на наше счастье, восходила луна, и темень была разбавлена ее мертвенным сиянием. В погребе, при тусклом свете солнечной соли, я осторожно раскрыл амфору с огненным порошком, потом взял предварительно просушенный сосуд поменьше, и начал насыпать горсть за горстью, прокладывая слои алхимической пыли с мелкими камушками, создавая подобие пирога.
Дядя Ир, что это? — наблюдала за моими действиями Мираэль.
— Узнаешь, — уклончиво ответил я. — Пришлось один разок на своей шкуре изведать, когда произошёл небольшой пограничный конфликт с синейцами.
— Дядь, расскажи, — снова заговорила племянница.
Она всё ещё хлюпала носом, но уже не столь сильно, и, скорее всего, пыталась отвлечься от переживаний. Тонкие девичьи пальцы, на которых сейчас красовались царапины и ссадины, крутили жёсткий листок цитруса.
— А я говорю, увидишь, — произнёс я, затыкая горлышко амфоры плотным свёртком хорошего льна, в иное время я бы с удовольствием заказал из такого тунику, а то и торжественную тогу, но сейчас не приходится выбирать, лишь бы выжить. Времени заливать воском не было, но и так сойдёт. — Всё. Бери за ниточки одного гребца, и пусть он несёт за нами эту амфору.