Некромант-самоучка, или форменное безобразие

— Чего изволите, дорогая невеста Герберта Дао-дво? Поесть, поспать, помыться, почитать, сменить облачение? — Хотела воспротивиться званию «невеста», но последующие его слова отбили всякое желание противоречить. И я, поначалу чувствующая себя одинокой, улыбнулась. — Да, в смысле все — да. И мне бы еще книги из моей комнаты в общежитии и некоторые склянки с образцами из ванной, такое возможно?

— Конечно… — откликнулся дух, взяв на себя обязанности радушного хозяина.

Через два часа, когда я уже вовсю корпела над книгами, метаморф проснулся. Извинился за свою негостеприимность, поел и опять уснул. Еще через три часа он выпил чай и мой, и свой, затем искупался и в полотенце забрался на кровать.

— Прекрасненько… проспит до утра, — накрывая его одеялом, вздохнул дух. — Намина, а для вас я постелил в… — Он не договорил и неожиданно растворился в воздухе.

До часа ночи я надеялась, что Унг-унг Севой вернется, даже пару раз его позвала, но тщетно. Походив по спальной комнате в поисках места, опытным путем определила, что кушетка для меня мала, кресла в кабинете слишком скрипучие, стол твердый, а ковер на полу недостаточно теплый. Посему я заняла противоположный край огромного ложа, отгородившись от Равэсса подушками.

А когда проснулась утром в его крепких объятиях, с ужасом осознала, что отгородиться нужно было никак не меньше, чем каменной стеной.

— Милостивый боже! — прошептала я и попыталась извернуться, чтобы ускользнуть, но в следующее мгновение оказалась сильнее прижата к постели.

— Спи, — скомандовал высокородный метаморф. А мне в этом положении уже как-то совсем не до сна. Полежала с минуту, не двигаясь, и опять предприняла попытку.

— Тихо, — хрипло посоветовали мне и поцеловали в висок, а затем губами скользнули по щеке. Если он продолжит в том же духе, то опять весь день проспит, а может, и неделю, месяц, год…

— Ох, ты ж! Равэсс, отпусти! — резко дернулась и зашипела, когда мочку уха накрыли и потянули его губы. Хорошо дернулась, так что лбом стукнула его по скуле. — Пусти.

— Пущу, — прошептал, не раскрывая глаз, и ухмыльнулся, точь-в-точь как Тэннон вчера, — но вначале поцелуй.

Липкий холодок ужаса скользнул по коже. Только не это! Не опять! И так перед глазами лица мертвенно-бледных, сжавшихся от боли парней, коим совсем не поздоровилось от прикосновений моих губ. Из всех них невредимым остался только рыжий, хотя и он получил проклятьем по голове. А теперь вот Его Высочество о ласке грезит. И ударить его нельзя ни физически, ни магически, иначе преступницей назовут и тихо в подземелье прикопают. А хуже всего, что разрешения метаморф не ждет, и уже пустился в поиски приключений, то бишь губ.

Как извернулась, сама не знаю, но, ухватив парня за нос, сжала его основательно. Мгновение он не двигался, осознавал, а затем как рыкнет:

— Пусти!

— А поцелуй? — прошептала язвительно, точно зная — пока не проснется, не отпущу.

— Какой?

— Страстный.

Он глаза раскрыл, меня узнал, посмотрел недоверчиво и отшатнулся, прогнусавив:

— Таррах! А-а-ан нгет спасибо, возденжусь.

— Вот и славно!

За завтраком, да и долго после высокородный метаморф тер свой нос и смотрел на меня с задумчивым прищуром. Равэсс порывался извиниться в сотый раз, но я постоянно его обрывала, и наконец-то он перестал и начал мыслить глобально.

— Так, значит, дух сам появился и сам исчез? — Мгновение Его Высочество думал и с раздражением прорычал: — Таррах… Они информацию перепроверяли. — Взгляд на меня и сокрушенное: — Твою ж! Мы чуть тебя не сдали.

Мы или он? Уточнять не стала, лишь покачала головой.

Глава 13

Герберт Дао-дво мог бы гордиться тем, с какой легкостью избежал проблем с жаброгами и их активной самкой, если бы не понимал, как сложно будет убедить остальных в том, что ничего не было. Последующая трехдневная муштра и допрос командира взвода стали приятным разнообразием, когда разведчики не могли озвучить похабные шуточки на тему Герова побега и подколки о том, как стремительно Красные переименовались в Графитовых и с какой радостью сделали своим тотемом куку. Ту самую, что, словно преданная жена, защищает своего хозяина. И мысли их на этот счет делали честь самому Аквиусу Авуру, однако виновник на них внимания не обращал. Вспышки боли повторялись ежедневно, мягкие и непродолжительные, острые и длительные, и это разнообразие метаморфа настораживало.

— Пытают ее там, что ли? Или насилуют? — в который раз прорычал он, свалившись на пол своей палатки. — Просил никуда не соваться, так нет же… опять. — И, сжав зубы, метаморф выдержал очередной лавовый поток, опаляющий тело, и пообещал на этот раз вслух: — Вернусь, убью.

— Не надо, она не виновата! — запротестовала нежить, молчавшая до сих пор. Теневая переместилась с его плеча на грудь и заявила: — Уж если морду и бить, так ее поклонникам.

— Да что ты говоришь! Поклонники… и не один, — прохрипел многоликий глумливо, — и это у невзрачной малявки Сумеречной? — Вспомнил свою подопечную и ухмыльнулся. — Там же смотреть не на что помимо глаз, один суповой набор.