Некромант-самоучка, или Смертельная оказия

Я остолбенела, а вампир, кивнув, тростью очертил в воздухе руну пространства и от нее в разные стороны, ширясь и увеличиваясь, потекли горизонтальные круги. Меньше чем через минуту мы все вновь оказались в белой зале среди внушительного скопления стражи, фантомов и высшей нежити с проблеском чужого рассудка в глазах. И не знаю, как, но я очутилась на руках пошатывающегося от усталости Дао-дво, в кольце из избитых смертников нашей команды, стоящего внутри плотного кольца из не менее потрепанных и измученных участников игр. И последние отчего-то смотрели отнюдь не на императора, вещавшего о завершении "эксперимента", а на меня, которую рыжий зацеловывал, не обращая внимания на чужие взгляды, на саморасползающийся состав, тонким слоем покрывающий всю мою кожу и на мое жалкое сопротивление в виде вопроса:

— Рыжий? Графитовый… Дао-дво. Гер, ты чего?

А в ответ сбивчивое и краткое, меж поцелуями:

— Больше никуда… никогда… ни за что… Шагу не ступишь… из дома… Из академии… и из комнаты тоже. Привяжу на всякий случай…

— Чего? — И голос мой потонул в гудении синего огня, вспыхнувшего, едва император завершил свою речь, знакомым: — Доброй игры вам, идущие на Сме… Кхм, доброй дороги.

* * *

Из белого зала с зеркалами нас переместило прямо в коридор лекарского крыла академии, где парни смущенно кашлянув, хмыкнув и уркнув что-то веселое о ненасытных, разбрелись по палатам, а Гер опустив меня на ноги, крепко прижал к себе. Не настолько крепко, чтобы ребра вновь заныли, но весьма ощутимо.

— Гер? — неумело и смущенно провела руками по его спине, не зная, как отвлечь многоликого от нехороших мыслей, ибо будь они хорошими, он бы надо мной шутил. — Гер, все хорошо. Все закончилось.

— Закончилось, — произнес он глухо, и моя макушка удостоилась поцелуя. — Да, закончилось. — И без перехода: — Я не слышал, что ты сказала высшему, но видел его лицо.

Думал не успеем… Я так испугался за тебя, — он оторвал меня от своей груди, заглянул в глаза, — даже не знал, что могу так…

— Можешь, и еще сильнее, потому что кука… — Но стоило вспомнить о теневой, и она оказалась тут как тут, на плече метаморфа. Глаза огромные влажно блестят, подбородочек дрожит, ушки медленно раскрутились и печально повисли. Я почувствовала себя предательницей и, умолчав о главном, решила Гера предупредить: — Никогда, никогда, никогда… никогда, никогда не обижай Симпа-тяшку. Она… она мне жизнь спасла, и вам всем тоже.

Сказала я сущую правду, которой многоликий удивился, а теневая, расплылась в улыбке и хлопнула ушками.

— Как спасла? До смерти заболтала или пообещала замучить кошмарами?

— Сообщила, что хранит на него компромат, — пролепетала и смущенно замолчала под темнеющим карим взглядом, а ведь ни слова лжи, чему он ухмыляется.

— Значит, главным спасителем в нашей семье буду я. — На этих словах кука изобразила счастливый обморок и исчезла в момент падения с Герова плеча. Я же нахмурилась и отступила, мысленно припоминая все его поддевки. — Намина, я тебя…

— В какой семье? — скинула с себя руки рыжего гада, медленно, но верно, начиная злиться. — В той, где жена без рода и племени, простая человечка, метаморфа недостойная?

Суповый набор с характерным названием форменное безобразие или смертьнесущая оказия?

— Невеста, — поправил Дао-дво, — избранная родом.

— Как же! Невеста с приданным в виде барана. Хотя, о чем это я… Гошку оттуда, наверняка уже вычеркнули.

— Добавим чешуйки ивери, — заверил многоликий, но я не слышала продолжая себя накручивать.

— Так что я теперь не только безволосая, но и бесприданница… Зато с даром, который не нужен и даром!

— А мне нравится, — ответил этот умник, неожиданно оказавшись у меня за спиной. — Остальные не смогут и коснуться, не то, что поцеловать…

Влажное и горячее прикосновение к шее, уверенные и наглые руки на животе, вкупе словами произвели такой эффект, что я не сразу вспомнила, чем по нему шарахнула, и возмущенный вопль "Ах ты!.." мгновенно превратился в "Мамочки!".

— Гер… — я упала на пол рядом с ним, произнесла формулу восстановления и постаралась нащупать нить жизни, так стремительно ускользающую за грань. — Тамати Анти а-то Те!

— Тамати Анти а-то Теи… Тамати… — Голос сел от слез и ужаса. Сил в многоликом не было, а потому он не воспринимал мою энергию и ею не наполнялся, зато белел, характерно, как труп многоликого.

— Рыжий, очнись! Гер, ну пожалуйста! — и никакого прогресса. — Таррах тебе в глотку! — всхлипнула я. — Тамати Анти а-то Теи…

А над головой через эхо-порт уже гремит такое знакомое и ворчливое:

"Умышленное наведение запрещенного проклятия на кадета академии Герберта Даодво! Кадет Намина Сумеречная, за убиение кадета уплатите…"

— Ой, мамочки… — слез я не сдержала, в два потока потекли. И я захлебываясь ими, совсем не слышу, как кука шепчет: — Не реви. Лучше поцелуй.

— Я его убила. Уби-и-ила… — Дрожащими руками прикоснулась к лицу Гера, и жестом полным сожаления погладила по груди. — О Милостивый Боже…