Он использовал мою кровь, чтобы активировать лестницу но это не значило, что ее не мог использовать я. Открытые раны — это как кредит. Пока лимит не превышен, можно развлекаться. Другой вопрос, что потом мне все равно по нему расплачиваться придется, и с процентами, но до этого «потом» еще надо дожить. И тогда я нажал свою личную красную кнопку внутри ядерного чемоданчика.
Многие думают, что после атомной войны на Земле вообще мало что останется; США, Россия и все остальные страны у которых есть ядерное оружие, будут стерты с лица планеты экология окажется в заднице, а в глухой тайге и амазонских джунглях укроются тихо подыхающие мутанты. Но что делать, если в тебя уже летят ракеты, нашпигованные смертью?
У вас есть на этот случай другой, хороший план?
У меня — нет.
Ник уже открыл врата и подал к трапу лестницу для того, кто собирался спуститься на Котляковское кладбище из самой темной области Гемаланг Танах. Во всей силе и славе сколько их у него было — а было до фига.
Небо раскололось с таким звуком, с каким мог бы лопнуть чертовски большой воздушный шарик. Зимой в Москве гроз не бывает, но молния, пропахавшая тьму от края до края, выглядела вполне настоящей.
— Мадонна Сангре! — прошептал я. — Нижайше взываю к тебе и молю о помощи.
Я не работаю на кровососов.
Я работаю вместе с ними.
Да, это гораздо хуже. И я очень надеялся этого избежать. Вот только, когда ты тонешь, у тебя не всегда есть возможность выбирать, за чью руку уцепиться.
В лицо плюнуло холодом, и непроглядная, цвета старой крови тьма окутала меня. Мертвецы замерли — им как будто подачу энергии отрубило.
— Ты звал, раб. — Рамона мягко шагнула в снег, и наст удержал ее, как будто она ничего не весила. — И вот я здесь.
«Раб»? Интересные у нее формулировки.
—Я нашел его, — проскрипел я.
Это была не лучшая моя идея за последнюю неделю — отдать живого человека вампиру, который был старше города, где родился. Просто меньшее зло. Иначе вышло бы куда хуже. Согласитесь, неплохая отмазка для того, кто не сумел найти действительно хорошего способа все разрулить.
— Я вижу. — Она улыбнулась, обернулась к Нику — добрая бабушка, воплощение заботы, олицетворение всего, чему можно безоговорочно доверять. — Здравствуй, чачо. Я ждала этой встречи. Почему ты так долго не приходил? Я начала думать, что тебя и вовсе не существует, что я придумала тебя, чтобы спастись от одиночества.
Сила текла из нее, сияющая и густая. В ней было все хорошее что может случиться с тобой в жизни: и первые белые грибы, и босыми пятками по деревенской дороге, и кипенно-белое молоко с земляникой, и еще когда ты не знаешь, как заговорить с девочкой из дома напротив, а она сама подходит и говорит «у меня есть котенок и почти целая шоколадка, давай дружить».
Обещание, что так будет всегда.
Бессмертие, наполненное безопасностью и любовью.
Некромант качнулся к Рамоне, выронил нож. Обхватил ее плечи, прижался лбом к виску, открыв шею.
Я застонал. Приподнялся, чтобы подползти к мадонне Сангре и обнять ее худые колени — и краем глаза заметил движение. Караев судорожно дергался, пытаясь встать. Пробитое пулей бедро, вывихнутая рука — все это были мелочи перед тем, что за ним наконец-то пришла его бабушка. Существо, исполненное любви и намеренное забрать его туда, где он будет принят безусловно. Любым — негодяем, подлецом, трусом, совершившим множество ошибок. Туда, где не будет для него никакой смерти, никакого стыда и никакой расплаты.
Забрать домой.
Домой.
И в этот момент иллюзия дала трещину — во всяком случае для меня.
Дома — у меня дома, я имею в виду, в моей настоящей московской квартире с крошечной кухней и совмещенным санузлом этим вечером сидела девушка, которая надеялась, что я вернусь. Она ждала меня изо всех сил — зная, что я отправился драться. Она сидела на моей кухне, закусив губу и слушая АББА, не осознавая, но догадываясь о том, с кем я умудрился сцепиться. Ей не все равно было, выберусь я из этой заварушки живым или нет. И пока она делала это, я не мог проиграть, Не мог — и все. Не спрашивайте, как у меня вышло это понять.
Я не знаю.
Это было как прикосновение, которого не ждешь и на которое не надеешься.
Анна-Люсия сказала: «Я хочу, чтобы ты дал мне такую любовь». Теперь я шкурой чувствовал, что она имела в виду, только понятия не имел, где взять то, что ей нужно. В меня такое при рождении положить забыли. Понимаете, в некоторых, кладут до фига способности любить, а у других под это не очень много места отведено. Зато мы другие штуки хорошо умеем делать.
— Дитя мое, — прошептала Рамона Сангре, и в шепоте ее было столько карамельной, приторной сладости, что у меня зубы заболели.
А в следующий момент произошли сразу три важные вещи
Кровососка рванула Нику горло.
Узелок под моими пальцами поддался.