Некромант

В груди было холодно, в голове — пусто. Руки и лицо горели огнем. А тень все жалила, обжигая холодом, и не было этой боли конца.

Где-то безумно далеко, на руке, Хода переливалась золотыми всполохами, и там, где чешуйки ее вспыхивали золотом, мгновенно сгорали сотни серых частиц. Но этого было так мало, а на их место тут же устремлялись новые.

Тень отпустила, отхлынула на миг, а потом рухнула на Осси. Будто каменная могильная плита упала сверху. Обволакивая тело, она сжимала свои жалящие объятия, чтобы раздавить жалкую теплую оболочку, как перезрелую сливу.

В глазах потемнело, будто тисками сдавило сердце, и холод из груди уже свободно, по-хозяйски растекался по венам, гася остатки жизни.

«Камень. Брось камень», — тихо, словно из самого последнего далека, донесся знакомый голос.

Сознание Осси уцепилось за него, пытаясь удержаться в этом мире и не соскользнуть…

Но боли было так много!

«Брось камень. Глаз…» — Голос звучал все тише, отдаляясь навсегда, и Осси поняла, что на этот раз ей не удержаться…

Не повезло.

«Брось Глаз», — голос утих.

Угас, будто свечу задули.

И тело, уже не управляемое меркнущим сознанием, на автомате, подчиняясь вбитым в него рефлексам всегда, не задумываясь, выполнять то, что велит этот, такой занудный, голос, включилось. Рука нащупала застежку кармана, и скрюченные, остуженные могильным холодом пальцы попытались выцепить в нем гладкий кристалл. Со второго раза это удалось, и они вытянули его на свет.

А точнее, в тень.

Жадную, голодную, беспощадную тень.

Размахиваться для броска сил уже не было. Их хватило только на то, чтобы чуть подкинуть камень вверх…

Осси Кай не видела уже, как медленно всплыл из серого тумана сверкающий тысячами граней камень…

Как набухала и разгоралась при этом золотая искра внутри…

Как замер, зависнув над распростертым на полу телом, укутанным в серый туманный саван, легендарный Глаз…

И как он вспыхнул.

Впрочем, этого не видел никто. Потому что мир ослеп.

Осси очнулась и открыла глаза.

Было тихо и тепло. Она будто плыла в чем-то ласковом, нежном и розовом…

Ее окружало марево, вспыхивающее мелкими красными искрами.

«Целитель», — породив первую мысль, выстроилась первая логическая цепь, а рядом уже довольно щелкала Хода, приветствуя возвращение из царства мертвых.

Лицо и руки Осси покрывала бурая корка, лопающаяся и рассыпающаяся мелкими крупинками при каждом движении — кровь уже остановилась и высохла. Глаза, опаленные яркой вспышкой, жгло, будто в них щедро сыпанули турганского перца.

— Сколько я провалялась? — Губы, как склеенные, сухие, потрескавшиеся и прокушенные в нескольких местах, слушались с трудом.

«Недолго. — Хода лежала, свернувшись на рюкзаке. Вроде целая, только немного поблекшая. — Но напугала здорово!»

Осси, пошатываясь, поднялась, сняла с пояса Целитель и, осмотрев его, отложила к рюкзаку. Окутывающее ее розоватое облако тут же растаяло.

— Пуст на треть, — констатировала она и покрутила головой, оглядываясь по сторонам.

«Там, в углу… Но он уже не опасен… Ты видела, как мы его? А он как, видела? А Глаз-то…» — затрещала Хода, как всегда после удачного разрешения всех неприятностей просто распираемая жаждой общения.

— Уймись. — Осси качнулась и потянулась к рюкзаку. — Ничего я не видела. Ну-ка, брысь.

Осси достала флягу, прополоскала рот вином, сплюнула, а затем вывалила все из рюкзака прямо на пол и выбрала две склянки — с тонизирующим экстрактом из крови летучей змеи и заживляющей мазью.

Сломав защитную печать и вытащив зубами пробку, она выпила тоник тремя маленькими глотками, морщась и отдуваясь после каждой порции. Затем, немного подумав, взяла и открыла еще один.

— Твое здоровье, защитница! — И опрокинула пузырек, заглатывая жуткое пойло одним залпом.

«Пить кровь змеи, пусть даже летучей, во здравие другой змеи… О нравы!» — простонала Хода, но чувствовалось, что тост все же ей понравился.

Покончив таким образом с тоником, Осси выудила из кучи вещей на полу салфетки и стала старательно оттирать лицо и руки. Останавливалась, брала новую и продолжала счищать засохшую кровь, пока не извела всю пачку. Затем стянула комбинезон, долго вертела его, отряхивала и отскабливала, снова отряхивала и снова отскабливала. И так много раз, прежде чем, удовлетворенная результатами осмотра, она натянула его обратно, предварительно густо натерев все тело дурно пахнущей, но очень действенной лечебной мазью, за которой каждый год приходилось мотаться почти на край света в один высокогорный монастырь.

Нацепив пояс с кристаллами и пристегнув кинжал, Осси аккуратно уложила вещи обратно в рюкзак и поднялась.

Тело болело жутко — каждая мышца, каждая косточка… Сильно ломило грудь, куда пришелся основной удар. Ребра вроде были целы, но тоже отзывались резкой болью при каждом движении, противно щипало глаза, слегка кружилась голова. Но все же она была жива! А остальное — не важно. Все заживет, еще и не так бывало. Хотя так, пожалуй, еще не бывало…

Коридор, точнее то, что от него осталось после лобового столкновения двух высвобожденных сил, представлял собой зрелище одновременно удручающее и жуткое.