Я пронеслась через пустующую приемную, толкнула дверь в кабинет и застала умильную сценку. Лисия, успевшая сменить утренний наряд на другой: элегантный брючный костюм, без рубашки и с таким декольте, что сразу возникла мысль о буренках, удоях и пастбищах – по одному выкладывала на стол перед Холином документы, чтоб этот х… хозяин зверинца свою резолюцию начертал. Интересно, он хоть раз в нужное место попал, мечтательно гуляя глазами по пасторалям? Помнится, в нашу вторую встречу он на мои коленки так же глядел.
“Моеееее”, – завыло Собственничество. Здрасте пожалуйста, как подумать, так никого, а как… “А как?” – захикало Кокетство.
Мое появление сложно было не заметить. Коленки тоже. И очень не хватало под рукой лопаты и побольше, чтоб всех по очереди приложить…
– Лисси, закончим позже, – произнес он, откидываясь на спинку кресла.
Секретарский зад мы провожали глазами вместе.
– Красивая, – выдал Мар, подняв глаза на меня, когда дверь закрылась.
– Вам виднее, комиссар Хоолин.
– Точно.
– Вы хотели меня…
– Хотел, – Опять глазами улыбается.
– Можно как-нибудь побыстрее? Мне еще отчет писать.
– Как скажешь, побыстрее, так побыстрее, – и в мгновение ока уже стоял у меня за спиной, обнимая тьмой, руками, метя дорожкой поцелуев кожу на шее, а внутри меня перемещались, проворачивались, всплывали на поверхность осколки и, шурша и поскрипывая, срастались сверкающими гранями, сливаясь в целое.
Вырываться было бесполезно. Он всегда мог меня удержать. Но я все равно попробовала.
– Мар, что ты делаешь, – обреченно шепнула я. – Довольно.
– Мика, прекрати. Хватит. Я устал бороться. С этим. С тобой. С собой. Это невыносимо. Это невозможно. Как бесконечно повторяющийся сон. Это…
Вот. Сейчас. Скажет...
Но он только сжал до боли, грохоча сердцем мне в спину, содрал с пальца перстень, который носил все время камнем внутрь, и надел мне на руку. Не на большой палец, где я носила его раньше, на безымянный. Накрыл своей ладонью. Опустил голову мне на плечо.
– Ты меня поймала. Не знаю, когда. Может в тот же миг, как я тебя у кладбища к ограде приковал, с размазанной косметикой и коленками голыми, в этом твоем бесстыжем платье, такую колючую и теплую… Думал, что тебя, а вышло – наоборот. Делай, что хочешь. Я сдаюсь. Я…
Продолжало греметь сердце, сквозь пальцы сочился теплый изумрудный свет, а внутри перемещались, проворачивались, всплывали, шурша и поскрипывая, срастались, сливаясь в целое. Срослись. Остался только тот, что острым краем под сердце. Маленький, а дыра – размером с Бездань.
И руку тянуло наливающимся жаром.
Другую
Руку…
Тянуло…
Я медленно выпуталась из его объятий, медленно открыла дверь, прошла сквозь приемную и зал, спустилась с крыльца. Еще несколько шагов вперед – и я больше не дышала. Потому что теперь свет обнимал меня, беспорядочно целуя лицо, руки и сиял, сверкал так ярко, что брызнули слезы, мешая смотреть, но я все равно видела, как он невыразимо красив, несмотря на страшный ожог под скрывающей половину лица маской и выцветшие почти до белизны волосы, несмотря на прячущиеся под одеждой едва зажившие рубцы и бугристую спекшуюся кожу на прижимающих меня к себе руках. И слушала голос-шелест, голос-песню:
– Сердце мое, мой рассветный сон… Нежность моя, мое дыхание… Не плачь… Не плачь… Не плачь…
Оставшийся осколок дернулся, пропорол плотную корку из спекшихся перьев, за которой я прятала свое сердце, и впился глубже.
Глава 13 и 2/4
У зеркала две стороны. Обратная – глухая и темная, ничего не отражает. У меня еще и куска не хватало. Свет не мог заполнить эту дыру. Нужна была тьма.
Я обернулась. Марек стоял на крыльце.
Я могла бы протянуть ему руку и стать целой, но мне было нельзя. Потому что мне по-прежнему было, кого хоронить.
Это как старое кладбище. Когда-нибудь за оградой просто не останется места. Только мертвые. И на моем уже полно мертвецов. Поэтому я отказываюсь хоронить. Я – не стану.
Я переступила едва заметный в ярком дневном свете вращающийся вокруг меня и Альвине обруч из мерцающих знаков и шагнула на порог, на край. Меня обожгло холодом, озноб жаром прокатился по коже, а в следующий миг мои руки легли на ажурные металлическое перила моста в центральном парке.
В городе не было реки, просто закольцевали канал и создали искусственное течение, но если только на воду смотреть, можно забыть, что река – ненастоящая. Пока я сидела в Леве-мар, грея руки над оставшейся свечой, я кое-что вспомнила. Не придала особого значения, пока сегодня не потерялась опаловая бусина-глаз.