— Ну, а, как, госпожа, быть? За нас работу нашу никто не сделает. Животинку не накормит, посевы не польет, пока мы по хатам прятаться будем.
Имельда не ответила, глядя на дома. Она понимала. Когда-то она и сама жила такой жизнью. Гурам привез девушку почти на окраину деревни, остановил кобылу и слез с козел. За основательным деревянным забором виднелся крепкий, но небольшой дом. Из дверей выглянула маленькая девчонка в зеленом сарафане и двумя косичками. Она любопытно глазела на нового человека, не отрывая руки от дверной ручки. Имельда смотрела на нее, думая о чем-то своем. В голове начал нарастать шум, и девушка автоматически потянулась к фляжке, что висела на поясе.
— Госпожа! — позвал Гурам. Имельда моргнула, сбрасывая наваждение, взгляд стал осмысленным, и она повернула голову к мужчине.
— Да, иду.
— Милка, иди в дом! — гаркнул мужчина девочке через забор, и ее как ветром сдуло.
— Дочка? — Имельда прошла вдоль ограды за мужчиной.
— Она, — с отеческой любовью протянул он.
— Дар в ней есть. Через пару лет лучше в школу городскую отдайте. Куда идти?
Гурам пару раз хлопнул глазами, осмысливая новую информацию. Имельда махнула у него перед лицом:
— Гура-ам, — повторила, улыбнувшись, — Куда идти?
— Ах, да, да, вон туда, сарай там.
К забору позади всего участка притулилась достаточно большая деревянная постройка, такая же крепкая, как дом, забор и сам мужчина.
— Хороший вы хозяин, Гурам. Все у вас как надо, — похвалила Имельда, оглядывая постройку.
— Спасибо, госпожа, — мужчина зарделся, непривычный к комплиментам от женщин. Нервно пригладил русые вихры и надел шапку.
— Стойте здесь лучше. Я сама осмотрю труп.
— Как скажете.
Он снял с двери засов и навесной замок и отворил широкую дверь настолько, чтобы можно было войти, но не больше.
Имельда, молча, зашла, положив руку на кинжал в ножнах, но пока не достала его. Справа лежало сено. Под крышей хранились мешки с прошлогодним зерном. На балках висели пучки трав и сухие веники для бани. Слева в сарае стояла телега, разный рабочий инвентарь, веревки висели на стенах и прочая снедь.
Имельда прошла мимо телеги и остановилась, оглядывая труп, что лежал на пустом мешке. Она озадаченно изогнула бровь, даже не подойдя к бывшему пьянице. В потемках сарая было отлично видно, что тело цело и невредимо. Никаких явных травм не было, ни укусов, ни оторванных конечностей, ни вырванных кусков плоти. Девушка подошла и присела рядом. Левая нога заинтересовала девушку больше всего. На бедре было заметно небольшое темное пятно. Совершенно не стесняясь и не обращая внимания на запах, она распорола на мужике штанину.
— Хм, — вздохнула девушка, обнаружив на бедре приличный укус с необычным кровоподтеком. Серые прожилки вен шли в разные стороны, красного цвета не было. Грязно-серое пятно на фоне бледной синюшной кожи. — Это кто ж тебя так спокойно высосал то? И почему ты не сопротивлялся? Неужели настолько пьяный был? — задала риторические вопросы, пытаясь разобраться в остатках ауры, но среди этих гнилых кусков некогда бывшего полотна души уже мало что можно было разобрать, кроме разве что того, что это точно повлекло за собой последствия, и несчастный уже был в процессе обращения в упыря обыкновенного. Но, судя по состоянию его гнилых нитей, до завершения еще было достаточно времени.
— Гурам! — позвала некромантка, вытаскивая кинжал и поднимаясь на ноги. Мужичок заглянул в сарай.
— Да, госпожа?
— Вы где его нашли? Как именно? — она размяла затекшие колени, проверила лезвие.
— Дык, как обычно, на лавке у плетня валялся. Думали, что опять наклюкался и спит, а как попытались растолкать, так и поняли, что холодный давно уже бедняга. А окровавленную штанину увидали и поняли, что дело не чисто.
— И не слышал никто ни криков, ни возни?
— Нет, госпожа.
— Ясно. Готовьте костер, Гумар. Сжечь надо будет тело… — она повернулась к телу и едва успела подставить кинжал, как на нее кинулся бывший пьяница. Упырь напоролся на лезвие, не разбирая ничего и ничего не боясь. Тварь повалила девушку, пытаясь дотянуться зубами до любого участка плоти. Имельда от удара прикусила язык, и промахнулась. Вместо ямочки под ключицами всадила кинжал в легкое. Упырь взвыл и дернулся, снимаясь с ритуального лезвия. Имельда саданула ногами, помогая твари отлететь от нее. Хрустнуло еще раз — упырь запнулся за инструменты и завалился на них, насадившись плечом на грабли. Но в отличие от посеребренного кинжала, грабли были ему нипочем.
Гурам как стоял, наполовину сунувшись в сарай, так и замер, с широко распахнутыми глазами от страха. Имельда подорвалась с земляного пола и рявкнула на мужика: