Ладно, сынок, это было отступление. А сейчас перейду к главному… тяжело мне это писать, но лучше сказать, как есть. Возможно, получится так, что мы с тобой очень долго не увидимся. Скорее всего, это мое последнее письмо. Не спрашивай, почему. Я не могу писать об этом в письме. Бумага так ненадёжна. Просто знай, что, если я не приеду в первом месяце лета, тебе нужно будет срочно уезжать. Пэми ничего не говори. Просто уезжай. До начала учебного года затаись, а потом приходи в мою школу. Там хорошие педагоги. В случае острой необходимости можешь обратиться к кому-нибудь из старых преподавателей некромантии, но сильно на их помощь не рассчитывай. Вообще ни на кого не рассчитывай. Доверия нет ни к кому. Просто учись там. Это твоя новая жизнь…
Еще хочу сказать пару слов о твоих способностях. Сразу их не показывай, помни, что я говорила. Все постепенно, тогда будет меньше вопросов.
Если Боги смилуются, увидимся. Я тебя очень люблю.
Твоя мама».
Имельда сглотнула вязкую слюну, вновь осмотрев округу. На улице уже появились редкие прохожие. Она кое-как заставила себя захлопнуть дверь, скрывшись ото всех. Девушку охватило смятение. Чувство обмана и непонимания захлестнули ее, руки задрожали, и постепенно дрожь охватила все тело. Так было всегда, когда в голове мысли отказывались подчиняться строгому порядку. Разом появилось множество вопросов, которые разрушили не так давно появившееся спокойствие. Голова разболелась, горло засаднило и сдавило, мешая нормально вдохнуть; Имельда глухо застонала. Она ненавидела это чувство, когда она чего-то не знала или не понимала, или не успевала понять; когда вся схема ее мира ломалась. Паника нарастала.
Она так старательно входила в это состояние спокойствия, так тщательно возводила свой карточный домик, строя его на уговорах самой себя; ей многое было непонятно в смерти родителей, в той трагедии, что случилась не так давно. Это ломало ее, но она жила с этим и ничего не могла сделать; приходилось лишь принимать ситуацию такой, какая она есть. И вот… у нее только начало получаться, как этот мальчишка все сломал! Он разрушил ее карточный домик!
Раздраженно и беззвучно девушка замахала кулаками, пытаясь выместить свое негодование. Если бы в этом доме было, что ломать, она обязательно бы это сделала, но дом вот уже месяц пустовал…
Искать в нем хоть какие-то доказательства существования ребенка Матильды Пешет было бессмысленно. Имельда знала свою мать — если та хотела что-то скрыть, она делала все возможное для этого. Не став справляться с гневом, она собрала кое-как дорожную суму, покидав самое важное из вещей, рабочих снастей и еды на всякий случай. Жизнь приучила ее быть готовой ко всему, но иногда Она же подсовывала ситуацию, к которой девушка была совершенно не готова…
Глава 3
Имельде помогли выйти из повозки, кучер подал суму и трость с небольшим набалдашником в виде буквы «Г». Девушка заплатила за поездку звонкими бляшками меди, и дилижанс мерно поехал дальше вдоль улицы, подскакивая на неровной выложенной камнем дороге.
Вокруг сновали покупатели, торговки ходили с корзинами, призывно приглашая купить сладких пирожков и крендельков. Среди толпы бегали мелкие оборванцы. В общем и целом, привычная картина для центральной площади, что расположилась прямо перед входом на территорию школы, огороженной высоким забором из тонких кованых прутьев. Но даже если забор и казался воздушным, тонким и легко преодолимым, на самом деле, это было не так. Школа являлась одним из самых охраняемых мест страны, и просто так в ворота не зашел бы тот, кто замыслил нечто плохое.
— Убийство наследного принца — продолжение ужасной истории! Кто стоит за удачным покушением? Что обо всем этом думает больной Ваалаярви — все в газете «Вечерняя правда»! — глашатай, чуть ли не надрываясь, но определенно получая удовольствие от своей работы, стоял на высоком ящике, подзывая любопытный люд приобрести последние актуальные новости за несколько медных монет.
Имельда постояла, осматриваясь. Она уже отвыкла от городской полуденной суеты, и сейчас все эти звуки, запахи и мельтешение людей заставляли головную боль пульсировать с удвоенной силой где-то в районе затылка. Толпу она не любила.
Опираясь на трость и заметно, хромая, она решительно направилась сквозь ворота, которые вели на территорию самой знаменитой школы в этой стране. Но вопреки всем убеждениям народа, что в самой известной школе обучается лишь элита, сливки общества, в школу принимали всех, кто имел хоть какие-то задатки магических проявлений (но далеко не все оставались учиться в этой школе, ведь требования были очень и очень высоки). Единственным условием приема был возраст. Обучение начиналось строго в четырнадцать лет. В исключительных случаях можно было поступить раньше, если у ребенка был большой потенциал, но позже — нельзя. Такой политики держалась школа с момента ее основания, и менять правила не собиралась. Все те дети, кто не поступал в свой четырнадцатый день рождения, учились в других школах, чуть менее известных, но не менее значимых.