— Не знаю, о каких испытаниях ты еще говоришь, — мне и впечатлений сегодняшнего дня хватит с лихвой на несколько месяцев.
Думгар покачал головой, и его каменные губы сложились в печальную улыбку.
— У вас нет нескольких месяцев, у вас нет и нескольких недель. Я боюсь оказаться злым пророком, но что-то подсказывает мне, что у вас нет и нескольких дней в запасе.
— Не что-то, а газетные статьи, — буркнул скрипучий голос откуда-то с потолка. — Не изображай из себя провидца, тебе для счастья с головой хватит происхождения и фигуры. Не отнимай чужой хлеб.
Зелг задрал голову и обшарил потолок взыскующим взглядом. Надо сказать, что потолки в господском доме были высоченные, и казалось, что стены стремятся ввысь и растворяются во тьме, не достигнув цели. Только изредка, освещенная приглушенным голубоватым светом все тех же загадочных светлячков, выглядывала из тьмы какая-нибудь неописуемая морда с ощеренной пастью. «Хвала богам — скульптуры!» — подумал да Кассар.
Справа болталось нечто похожее не то на сгусток тумана, не то на влажную сероватую тряпку — словом, невразумительное. Настораживало только, что временами в этой бесформенной клубящейся массе наблюдались две ослепительные ультрамариновые вспышки, будто две подружки — шаровые молнии подмигивали молодому наследнику. И голос, скрипучий, въедливый голос доносился явно оттуда же.
Я не верю в привидения, но не боюсь их.
— Что это? — тоскливо спросил Зелг, прекрасно понимая, что спрашивать не стоило, ибо ответ его все равно не устроит.
— Не что, а кто, — сказал голос, и вспышки спустились поближе к столу. — Доктор Дотт, к вашим услугам. Некогда семейный лекарь славных герцогов да Кассар, а ныне по совместительству фамильное привидение. Впрочем, бестелесность не является синонимом профессиональной несостоятельности. Напротив, диагностические способности мои намного выросли, ибо теперь я зрю в корень, минуя внешнюю шелуху. Так что я еще могу не одного пациента…
— …загнать в гроб, — едко сказал Думгар.
— Не обращайте внимания, ваша светлость, — на удивление спокойно отреагировало привидение. — Мы с ним и при жизни постоянно пикировались, а уж после моей смерти только тем и занимаемся, что ведем словесные баталии. К слову, лучшего полевого врача, чем я, вам тоже не сыскать. Ибо, согласитесь, кто вернее разберется в проблемах умерших людей, чем лекарь, который и сам, мягко говоря, не пышет жизнью.
Медицина — это высочайшее искусство делать выводы о симптомах болезни на основании причин смерти.
И Дотт тихо рассмеялся, видимо весьма довольный своей шуточкой.
Зелг ощущал себя приблизительно как грядущий пациент привидения. Ему было вовсе не до шуточек. Он чувствовал, как железные пальцы неизбежности смыкаются на его горле, как судьба, будто гигантская приливная волна, выталкивает его к новому берегу, и не понимал, есть ли какой-то смысл сопротивляться или нужно смириться и пытаться соответствовать своему предназначению.
Вероятно, он бы надолго погрузился в философские размышления. Это была его излюбленная привычка, даром что ее на дух не переносила деятельная Ласика да Кассар. Однако углубиться в себя ему не дали.
Завертел огромной головой Думгар, спорхнул к пиршественному столу доктор Дотт и выжидательно замер в непосредственной близости от печеного гуся с яблоками (наблюдательный Такангор сразу бы признал в яблоках злополучный Весенний Припев). В зале похолодало, и даже вездесущие огни померкли, словно на них набросили кисею. Летучая мышь метнулась за колонну и затаилась. Зелг явственно ощутил, как ползут по спине мурашки — каждая размером с упитанную улитку. Весь замок замер, притих и как-то съежился, реагируя на чужое и чуждое присутствие, хотя никого и ничего да Кассар не увидел, сколько ни присматривался. И все же он знал, что пространство вокруг него не пустое, а заполненное тем, чего ни понять, ни объяснить нельзя. Хорошо бы хоть пережить.
— Вы ссссказали ему?
Свистящий звук пронесся по залу и смел бесплотного доктора до грандиозной пирамиды, сложенной из экзотических фруктов.
— Сссказали?!!
— Еще нет, — ответил за всех Думгар.
— О чем вы думаете, глупцы? — вопросил голос. Молодой герцог сказал бы об этом голосе, что, при всей неправильности подобного определения, его можно назвать морозным. Ибо все члены и суставы сковывало ледяным холодом от одной только вкрадчивой интонации.
— Грядет война, — молвил Дотт, выпутываясь из фруктов, — зреет смута. Король положил глаз на фамильные сокровища — чего уж тут не понять? Юноше нужно решить хотя бы одну локальную задачу, а затем приниматься за глобальные проблемы.