Нексус Эрдманна

Впервые демон явился к ней на галерее, опоясывающей замок Хивер. Она вышла сюда, чтобы проводить Генриха. Вот он там внизу, величественный на своем огромном боевом коне, хотя ног коня и не разглядишь за пылью, поднятой лошадьми свиты. Но сам Генрих виден отчетливо: привстал в стременах, полуобернулся, шарит глазами по окнам замка, хочет убедиться — против света, — что она смотрит ему вслед. Отвергнутый поклонник, уезжая, любуется через плечо эффектом, который сам же и вызвал! Она без труда представляла себе выражение его маленьких голубых глазок, выглядывающих из-под курчавых золотисто-рыжих волос. Мрачные глаза. Пронзительные. Не ведающие пощады.

Анна Болейн не шевельнулась. Пусть себе уезжает. Она ведь и не хотела видеть его здесь, в Хивере, и не звала сюда.

Но едва она отвернулась от окна галереи, в дальнем углу мелькнула яркая вспышка. Демон!

Демон весь состоял из света, что и неудивительно: разве Сатану не называют еще и Люцифер — светоносный? Удивительнее, что демон оказался квадратным, — безупречный квадрат света, какого она никогда не встречала. Анна осенила себя крестным знамением и сделала шаг вперед. Световой квадрат полыхнул еще ярче и тут же погас.

Анна застыла, не шевелясь. Нет, она не испугалась, ее вообще было нелегко испугать. Тем не менее, она вновь перекрестилась и прочла молитву. Нежелательно, если демон вздумает обосноваться в Хивере. Демоны могут оказаться опасными.

Впрочем, как и короли.

* * *

Лемберт отвлеклась от своего пульта и обратилась к Калхейну:

— Современники утверждали, что она ведьма…

— Ну и что? — откликнулся Калхейн. — В шестнадцатом веке каждую влиятельную женщину считали ведьмой.

— Нет, тут серьезнее. Ее записали в ведьмы до того, как она стала влиятельной. — Калхейн не ответил. Лемберт, выдержав паузу, добавила тихо: — Уравнения Раволи по-прежнему указывают именно на нее…

Калхейн еще помолчал и наконец выдохнул:

— Дай-ка я посмотрю.

Перейдя небольшую голую комнатку, он приблизился к пульту Лемберт. Та придала устойчивость изображению в центральном квадрате. Пульт моментально как бы вытянулся от пола до потолка колонной квадратов, сцепленных друг с другом: одни из них были вещественными, существующими в реальном времени, другие — лишь голографическими симуляциями, а третьих, по сути не существовало вообще, ни во времени, ни в пространстве, хотя догадаться об этом было нельзя. В квадрате фокусировки значилось:

ОТДЕЛ ПЕРЕБРОСОК ВО ВРЕМЕНИ

ОБЪЕДИНЕННАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ВЕРХНЕЙ СЛИБЫ,

ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ

В ФОКУСЕ: АННА БОЛЕЙН

ЗАМОК ХИВЕР, ГРАФСТВО КЕНТ, АНГЛИЯ, ЕВРОПА ГОД 1525, 645:89:3

КРАТКОСРОЧНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ЦЕРКВИ СВЯТЫХ ЗАЛОЖНИКОВ № 4592

В рамке квадрата временного прыжка виднелось лицо молодой девушки: темные волосы чуть выбиваются из-под чепца, рука замерла возле тонкой длинной шеи — похоже, крестится.

Лемберт заметила для себя и про себя:

— Сама-то она считает себя доброй католичкой…

Калхейн вглядывался в изображение. Голова его, в связи с недавним назначением на пост начальника отдела, была выбрита до блеска. Лемберт отметила, что он принял свое назначение, как ненадежную свеже-пересаженную ткань, которой грозит отторжение, посчитала это по-своему трогательным и уточнила:

— Вероятность, согласно уравнениям Раволи, составляет 0,798. Что определенно указывает на ключевую роль…

Калхейн втянул щеки, на которых еще не высохла должностная окраска, и откликнулся:

— У того, другого, тоже ключевая. Думаю, надо посоветоваться с Бриллом.

* * *

Камеристки наконец ушли. Ушли все — священники, врачи, придворные, няньки, — ушли и забрали с собой младенца. Даже Генрих ушел — куда? Играть в карты с Гарри Норрисом? Развлекаться с новой любовницей? Неважно: главное, что ее наконец оставили в покое.

Девочка!

Перекатившись на постели, Анна замолотила кулаками по подушке. Девочка! А не наследник престола, не принц, в котором нуждалась Англия, но еще более она, Анна Болейн. Девочка… И Генрих относится к ней прохладнее с каждым днем, ей ли не чувствовать: он больше не хочет ее, не любит ее. Он бы, конечно, продолжал спать с ней — о, никаких сомнений, — если бы это обещало ему сына, но ее собственная страсть иссякала. Нет, иссякла. Страсть, которую она сама ненавидела, презирая себя за чрезмерный пыл, но и не таила ее от Генриха: раз уж такова натура, то глупо не пользоваться этим, чтобы и в Генрихе страсть полыхала снова и снова… Но ее страсть уходила, нет, ушла. Она все еще королева Англии, но уходит и власть, как Темза в час отлива, и она, Анна, не в силах предотвратить потерю власти, как не в силах остановить отлив. Единственное, что могло бы сохранить ей власть, — рождение сына. А она родила дочь. Здоровенькую, крепенькую, с рыжими кудрявыми волосиками, как у Генриха, — но дочь! Девочку, а не мальчика…