Нексус Эрдманна

— Пойди-ка глянь на это, — кричит Папочка из кухни. Он сидит за кухонным столом перед нашим новеньким терминалом, отыскивая то, что он величает «объявлениями о будущем» в Теневой сети. Это Папочку его приятель Дэнни научил, тот самый, что с фургоном. Показал ему, что и как надо делать. Папочка мне не сказал, откуда Дэнни это все знает иди что именно он продает и покупает по подпольным объявлениям. Мне известно, что с Теневой сетью возиться нелегко. Войти в нее нетрудно, но после входа она зависает, ежели ты не знаешь кодовых слов и процедур, которые все время меняются. «Теневая экономика» зовут ее в видеоновостях, а иногда еще «Призрачный рынок». Считается, что по Тенесети можно получить все, ежели знать как.

— Кэрол Энн! — кричит Папочка еще громче. — Подойди сюда!

— Я занята! — ору я со двора, где присматриваю за Драгоценной, которая с помощью столовой вилки копает ямку в земле. Она сидит в косых лучах осеннего солнца, потная и счастливая, как сам этот солнечный денек. Слышно, как совсем рядом, в лесочке, Донна отдает приказы собакам. Обучение идет плохо. Ей приходится тратить на них уйму времени.

— Я сказал иди сюда, Кэрол Энн, и требую, чтоб ты пришла! — кричит Папочка. Я встаю и иду в дом.

Как странно, когда в доме есть денежки, хоть и маленькие. Всю зиму и весну, когда я экономила чуть ли не каждую рисинку и фасолину, а Папочка просиживал штаны, пытаясь добыть денег на покупку зародышей для имплантации их в Лейшу, а у Донны было одно-единственное платье, так вот, всю эту долгую зиму мы все были в отличнейшем настроении. Веселы и исполнены надежд. Мы были добры и ласковы друг с другом. С тех же пор, как мы получили кредитные карточки Тони Индивидо, мы сделались нервными и напряженными. Может, я и была такая всегда, но Папочка и Донна — никогда. Ни тот, ни другая.

Теперь наши аппетиты выросли. Папочке приходится соображать, где разместить рекламу. Тенесеть рекомендует, как сделать это выгоднее и как получше обойти закон. Мы не можем допустить ошибок. Ведь Новости полны сообщений о том, как федеральные власти громят подпольные генетические лаборатории. Щенки не слушаются Донну, если она не дает им мяса (именно это она имела в виду, говоря о кошках). Они делают то, чего ты от них добиваешься, только если ты стоишь перед ними с плеткой или с куском мяса. Все мы на пределе.

Дело в том, что нам есть что терять.

— Скажи мне, что это значит! — рычит Папочка. Я наклоняюсь к экрану. Это рекомендация ФДА Конгрессу насчет производства геномодных животных. Фразы длинные и запутанные, напичканные множеством ученых слов. Ничего я в них не понимаю.

— Что-то о том, что новый закон должен разрешать или запрещать в генной инженерии, — объясняю я. — В резюме говорится: «Никакие геномоды, изменяющие внешность или главные функции организма, делающие это животное резко отличающимся от других животных этого рода, вида или даже породы…»

— Читать я и сам мастак, — сердито обрывает меня Папочка. — Извини, Кэрол Энн, мне просто нужен смысл этих слов. Вот ты мне и объясни. Предложение за предложением.

— Папочка, я не могу…

— Еще как можешь! Ты самая умная из нас и не думай, что я не знаю, что это тебе хорошо известно.

— Но…

— Пожалуйста, девочка. Помоги мне разобраться.

Что я и начинаю делать. Каждое предложение отдельно, ища значение слов, пытаясь извлечь смысл из их сочетаний. Это требует времени. Много времени, вплоть до того мгновения, когда раздается неописуемый вопль Драгоценной.

Полсекунды, и вот мы уже за дверью. Но Драгоценной нет. И тут же смолкают и ее крики.

Донна выбегает из леса, крича: «Ричард! Ричард!» — и мне требуется чуть ли не минута, чтобы сообразить — это она кличет пса. У нее совершенно безумные глаза. Мы стоим, будто застряли в вязкой воздушной стене, и только наши лица поворачиваются из стороны в сторону. Я не вижу Драгоценной. Не могу найти ее. И вдруг Донна, слух у которой не хуже, чем у собак, кидается в лес, что слева от дома.

Я услышала треск челюстей еще до того, как увидела самого Ричарда. Его челюсти трудятся над куском мяса, который Донна, должно быть, дала ему — награда за послушание. Он лежит на брюхе, мирно пожирая мясо, и движения его головы и тела по опавшей листве производят тихие шуршащие звуки. Я слышу эти шорохи, потому что лес внезапно превращается в самое тихое место на земле. С такой тишиной я уже никогда больше не встречусь.