Нексус Эрдманна

Именно поэтому я позволю моему адвокату, которым является Бодрствующий по имени Льюис, защищать меня. Он хочет взяться за это дело, так как считает его «блестящим шансом установить важные конституционные прецеденты». Свободное от судебных заседаний время он проводит в Убежище.

Может быть, он вытащит меня, а может, и нет. И в том, и в другом случае я все равно не знаю, что будет со мной после суда. Ни со мной, ни с кем-либо еще. Я могу лишь попробовать убрать с моего пути какие-то небольшие препятствия: получить работу, помириться с Донной, поступить в колледж. Возможно, в один прекрасный день я поступлю, работать в ФАКЗАГС. Все это, конечно, не вернет к жизни ни Драгоценную, ни кого-либо еще. Но может быть, это вызовет крошечные, совсем незаметные, но необходимые последствия.

«Sleeping Dogs». ©Naney Kress, 1999. ©Перевод. В.П. Ковалевский и Н.П. Штуцер, 2001.

Обнять Эми

Пол Кэмбел вошел в гостиную и застал супругу, рыдающую на диване.

— Эллисон, что случилось?

Она билась и кричала в истерике.

— Ну что мы делаем не так, Пол? В чем наша ошибка? На сей раз она зашла слишком далеко. На сей раз она… Она… Полиция только что уехала, Пол… — Элли упала на диван лицом и снова зарыдала. Кэмбел имел большой опыт общения с супругой. Они были женаты почти сорок лет. Отогнав собственные тревожные мысли, он обнял супругу и присел рядом с ней на диван, гладя ее, будто она была ребенком, которым, до некоторой степени, все еще оставалась. Эллисон была очень ранимой и через чур чувствительной натурой. Он, несомненно, сильнее.

— Дорогая, скажи мне, что случилось?

— Я… Она…

— Полиция, — напомнил он, — Ты сказала полиция. Что Эми натворила на этот раз?

— Ван… Вандализм… Она и ее ужасные друзья… Мальчишка Хитченсов и та отвратительная девчонка — Кристи Арнольд… Они…

— Они, что? Успокойся, дорогая. Тебе будет легче, если ты все мне

расскажешь.

— Они бросали камни с эстакады, Пол! Понимаешь?! Бросали в

проезжающие машины!

Кэмбел побледнел. Хуже конечно и быть не могло, но что–то здесь не

сходилось.

— Эллисон, но почему полицейские уехали? Разве они не арестовали Эми?

— Нет… — Элли все еще плакала, — Они сказали, нет никаких

доказательств, что это была она. Нет свидетелей — нет обвинения. Но они подозревают ее и хотели, чтобы мы знали… О, Пол, я больше не выдержу! Я больше не могу!

— Тише, дорогая, тише… Ш–ш–ш, не кричи…

— Она ненавидит все, что мы делаем для нее!

— Ш–ш–ш, — шептал Кэмбел, но Эллисон изошлась на крик. Укачивая

супругу, Кэмбел пристально глядел через ее плечо. Он смотрел на фотографии Эми развешенные на стене. Эми в шесть месяцев, спящая на розовом одеяле на поле маргариток. Эми в два года, мычащая как корова. Она была настолько восхитительной малышкой, что люди останавливали Эллисон на улице, чтобы восхититься ею. Эми в семь в балетной пачке. Эми в двенадцать, верхом на лошади. Эми в шестнадцать, в шикарном платье на школьном балу. А вот еще старше, загадочно улыбается…

Четырнадцатилетняя Эми вошла через парадную дверь. Эллисон не дала дочери шанс начать первой.

— Вот она! Мы только что проводили полицейских, Эми, и мы знаем, что вы натворили в этот раз! Это последняя ниточка, вы слышите меня, молодая леди?! Мы прощали вам ужасные школьные проступки! Мы прощали вам грубость и кражи в магазинах — бог вам судья! Но вы преступили черту, бросая камни в авто! Вы понимаете, что могли кого–нибудь убить?! Сколько неприятностей вы еще доставите, ответьте мне?!

— Я не делала этого! — буркнула Эми сердито.

— Ложь! Полицейские мне все рассказали!

— Подожди Эллисон, — остановил ее Кэмбел. — Эми, полицейские сказали, что ты была подозреваемой.

— Я уже сказала, что не делала этого! Кристи и Джед кидали, а я

отошла! И меня не волнует, веришь ты мне или нет, сука!

Эллисон задыхалась. Эми прошла через гостиную, долговязая масса

ярости в преднамеренно порванной одежде, с булавками через губу и бровь, в ядовито–фиолетовой помаде. Она взбежала вверх по лестнице и хлопнула дверью своей комнаты.

— Пол… О, Пол… Ты слышал, как она назвала меня? Меня — ее мать?!

Эллисон рухнула на него. Ее хрупкое тело, тряслось так, что Кэмбел

напряг руки, удерживая супругу. Он чувствовал сраженным и себя. Это не могло дальше так продолжаться. Угрюмая грубость, поединки, и вот теперь нарушение закона… Подумать только, их жизнь угнеталась четырнадцатилетним подростком.

— Пол, — причитала Эллисон, — Ты помнишь, какой она была? О, мой бог! Помнишь день, когда она родилась?! Я была так счастлива, что думала умру! Помнишь ту маленькую девочку, взбирающуюся к нам на колени, чтобы обнять нас… О, Пол, я хочу мою маленькую девочку!

— Я знаю, дорогая, я знаю. Не плачь.

— Господи, верни мне мою маленькую Эми!

Пол долго молчал размышляя. Он тоже хотел вернуть ту малышку Эми, которая была такой сладкой, такой послушной. Тогда он думал, что был самым счастливым отцом на свете. О, это чувство маленького легкого тела в руках, сладкий запах ребенка… И он медленно произнес:

— Ей четырнадцать. Она уже считается совершеннолетней.