Нектар для души

К Наполеону мы еще вернемся, а пока возьмем на заметку одну его фразу из письма к Жозефине от 8 июня 1796 года: «Я никогда не верил в счастье».

Позже нам пригодятся еще два высказывания Наполеона, сохраненные Лас Казом в его записной книжке:

«Мне кажется, способность мыслить есть принадлежность души: чем больше разум приобретает совершенства, тем более совершенна душа».

«Понаписали великие глупости о душе, а ведь надобно стараться знать не то, что люди сказали об этом, но то, что собственный наш разум может нам открыть независимо от чужих мнений».

Как вы считаете, имел ли Наполеон шансы обрести счастье в браке с Жозефиной? Мы утверждаем, что имел и, дочитав эту книгу, вы поймете причину нашей уверенности. Мы убеждены, что каждый человек, способный отказаться от ложных представлений и открыться новым знаниям, может стать счастливым – независимо от того, как сложились обстоятельства его жизни на данный момент. В этой книге мы представим эти новые знания, а пока познакомимся с историей еще одного великого человека – шестнадцатого президента США Авраама Линкольна (1809–1865). Это был человек высокого ума и большого мужества, внесший огромный вклад в объединение страны. Он заслужил уважение и друзей и врагов, но только не своей жены, которая была главной причиной страданий Линкольна. О них рассказал американский психолог Дейл Карнеги в своей книге – «Как завоевать друзей и оказывать влияние на людей»:

«Великой трагедией в жизни Авраама Линкольна был его брак. Учтите – не убийство его, а его брак. После выстрела Бута Линкольн не успел осознать, что его убили, но он почти ежедневно в течение двадцати трех лет пожинал то, что его партнер, юрист Герндон, описал как „горькие плоды супружеского неблагополучия“. „Супружеское неблагополучие“. Это сказано слишком мягко. В течение почти четверти века миссис Линкольн пилила и изводила мужа.

Она без конца выражала ему свое недовольство и вечно критиковала его – все в нем было, по ее мнению, не так, как нужно. Он сутулился и неуклюже ходил: переставляя ноги, он, подобно индейцам, не сгибал их в коленях. Она сетовала, что в походке его не было пружинистости, в движениях – изящества. Она передразнивала его манеру держаться и требовала, чтобы при ходьбе он ставил ступни носком вниз, как ее учили в пансионе мадам Мантель в Лексингтоне.

Ей не нравилось, что его огромные уши торчали под прямым углом к голове. Она даже упрекала его в том, что нос его не был прямым, а нижняя губа выпячивалась, что он выглядел как чахоточный больной, что руки и ноги его были слишком велики, а голова слишком мала.

Авраам Линкольн и Мэри Тодд Линкольн были противоположностями во всех отношениях: по воспитанию, происхождению, темпераменту, склонностям и мировоззрению. Они постоянно раздражали друг друга.

Покойный сенатор Альберт Дж. Беверидж, этот самый выдающийся линкольновед нашего поколения, писал: „Громкий пронзительный голос миссис Линкольн можно было слышать на другой стороне улицы, а о непрерывных вспышках ее гнева знали все, кто жил поблизости. Часто ее гнев находил выражение не только в словах, – до нас дошло множество вполне достоверных историй о ее неистовых выходках“.

Вот один из подобных случаев. Вскоре после свадьбы Линкольн и его жена поселились в Спрингфилде у миссис Джейкоб Эрли – вдовы врача, вынужденной держать пансионеров. Как-то утром, когда мистер и миссис Линкольн завтракали, Линкольн сделал что-то такое, что вызвало у его жены сильное раздражение. Что именно он сделал, никто теперь не узнает. Однако миссис Линкольн в приступе бешенства выплеснула чашку горячего кофе в лицо мужу. И произошло это в присутствии других пансионеров.

Линкольн ничего ей не сказал. Он сидел униженный и тихий, пока миссис Эрли вытирала ему мокрым полотенцем лицо и одежду.

Ревность миссис Линкольн была столь безрассудна, столь яростна и невероятна, что одно только чтение сообщений о некоторых душераздирающих, постыдных сценах, которые она устраивала мужу публично, одно только их чтение по прошествии семидесяти пяти лет заставляет читателей открыть рот от изумления. В конце концов, она сошла с ума, и, пожалуй, самое милосердное, что можно о ней сказать, – это то, что такой нрав ее, по всей вероятности, сложился под влиянием зарождавшегося в ней безумия» [3].