Шейн сидел за банкетным столом, безучастно наблюдая за происходящим. Действительно, Тэйлор Филипс, любимая студентка отца на терапевтическом курсе, оказалась красавицей. Джош примостился рядом, желая, естественно, поболтать с ней, но внимание Тэйлор было целиком обращено на их отца. Она говорила с ним о работе, и во время беседы ум ее блистал так же ярко, как и красота. Братья как бы не существовали для нее; во всяком случае, Джош неоднократно пытался вставить несколько слов, чтобы привлечь ее внимание, но удостаивался самое большее мимолетного взгляда.
Наконец Макса пригласили на трибуну, и все восторженно зааплодировали. Шейн взглянул на Райдера, сидевшего рядом, — тот озабоченно смотрел на часы.
Шейн толкнул его плечом:
— Позвони домой, чтоб не волновались.
— Неудобно выходить во время речи. Отец скоро закончит, — развел тот руками и нетерпеливо заерзал на стуле.
Шейн кивнул и попытался вникнуть в смысл речи, но беспокойство настолько овладело им, что он не мог ничего понять. Хорошо бы сейчас оказаться дома, в кресле у горящего очага… поднять бокалы за здоровье отца… и чтобы Дженни сидела рядом.
Дженни. Она не выходила у него из головы ни на минуту. Сначала ему казалось, что он просто расстроен тем, что она не поехала с ними, но понемногу он стал понимать, что здесь что-то другое.
Шейн сложил руки на груди, откинулся на спинку стула. Не в его привычках поддаваться тревоге. Бак учил его, что всегда надо быть спокойным и сосредоточенным. Этой чертой характера в Баке он всегда восхищался и старался ему подражать.
Но сегодня наставления Бака были не впрок. Да, чем скорее они вернутся домой, тем лучше.
Тем временем Бак храпел в кресле-качалке около кроватки Билли, как бы охраняя его. Билли, однако, не спал, а сидел на кровати, прижимая к себе рубашку и ботинки. Потом тихонько спустился на пол и пошлепал в ту комнату, где происходило что-то загадочное и очень интересное. Несколько дней назад Саванна сказала ему, что, когда появляется ребенок, бывает очень больно, но потом все хорошо. Пока ничего хорошего… Ханна была очень озабочена, когда заходила в их комнату за пеленками. И почему все это происходит здесь, а не в больнице, как ему говорили? И еще говорили, что это должно случиться после Санта-Клауса.
Довольный, что его не заметили, Билли на цыпочках поспешил в кабинет Макса и, сев у стены, стал одеваться. Потянуло в сон. Хорошо бы одеяло натянуть… дедушка любит, чтобы на первом этаже было прохладно. Он обхватил себя руками, чтобы согреться, и, прижавшись щекой к стенке, замер.
Саванна кричала все громче, и от сострадания слезы наворачивались ему на глаза и скатывались по холодным щекам. Поскорее бы приехали папа и дедушка. Вскоре он задремал.
Схватки стали продолжительнее, перерывы между ними — короче. Дженни уже дважды перечитала второй раздел, решив, что роды сейчас именно в этой стадии.
— Ханна! Как только закончатся схватки, дай Саванне кислород.
Ханна взяла в руки трубку, висевшую на стене, и приготовилась.
— Саванна, дыши глубже в перерыве между схватками; если почувствуешь, что тебя тянет вытолкнуть, выталкивай во время приступа боли. Хорошо?
Саванна кивнула. Ханна дала ей кислород.
— Бабушка, надевай перчатки.
Мэри не пропустила мимо ушей, как назвала ее внучка, и, натягивая перчатки, довольно улыбнулась.
Саванна уперлась локтями, и Ханна подложила подушки ей под спину. Саванна застонала от боли и принялась тужиться; лицо ее сделалось красным, как свекла. Затем откинулась на подушки, обессиленная.
Казалось, силы Саванны на исходе. Еще дважды она тужилась, прежде чем ребенок появился на свет.
— Это мальчик! — воскликнула Дженни. Мэри положила новорожденного на живот Саванне.
— Он такой красивый! — прошептала Саванна.
Пальчики малыша уже ощупывали свой ротик, а губки сложились в трубочку, готовые производить сосательные движения.
В горле у Дженни образовался комок, она готова была разрыдаться, но сдержалась. Чувство радости и любви охватило ее. Никогда ей не забыть этого дня. Она видела, что ее бабушка чувствует то же самое. Ее добрая, тихая, мудрая бабушка.
Придерживая головку и тельце ребенка одной рукой, другой Мэри осторожно мыла младенца при помощи мягкой тряпочки. Новорожденный протестующе плакал.
Дженни протянула Мэри две свежие пеленки, и та одной вытерла маленькое тельце, а во вторую завернула и вручила сверток нетерпеливо ожидающей матери.
Саванна погладила малыша, и он успокоился, перестал плакать.
Повернувшись, Мэри встретилась взглядом с Дженни. Она сняла перчатки, притянула внучку к себе и шепнула ей на ухо:
— Я горжусь тобой, моя Дженни.
Дженни тоже хотела что-то сказать, но не могла: комок встал у нее в горле. Тогда она просто прижала Мэри к себе, в этот жест вложив все свои чувства.
Мэри поправила младенца, чтобы Саванне удобнее было его держать. Дженни подошла к изголовью кровати, убрала со лба Саванны спутавшиеся пряди влажных волос.
— Я и не думала, что вы… что вы… — Саванна от смущения не могла подобрать слова благодарности и просто пожала руку подруге. — Я так люблю тебя, Дженни. И так рада, что ты здесь, рядом.