Правительство генерала Орангу установило цену за одну ампулу сыворотки в двадцать долларов, что подразумевает годовой доход в несколько миллионов. Хотя для иностранных наблюдателей это выглядит как тяжелое налогообложение, жители смотрят на это по-иному, ибо каждая инъекция возвращает им радость и платить за это они считают справедливым. В случае когда семья не имеет средств, что случается сплошь и рядом, правительство предоставляет сыворотку в кредит, разумеется взимая при этом половину стоимости наличными. Если и на таких условиях сыворотка некоторым недоступна, им остается прибегнуть к процветающему здесь черному рынку, которому добросердое правительство снисходительно позволяет процветать, к пущей радости народа и отдельных полковников. В конце концов, что значит нищета, когда известно, что у каждого есть свои золотые рыбки и что не за горами день, когда подрастающее поколение в свою очередь обзаведется ими, и будут праздники, и будут песни, и будут танцы!
Из жизни трубадурков
Детям, начинающим осваивать испанский язык, основной принцип родовых окончаний «о» и «а» кажется настолько логичным, что они используют его без каких-либо колебаний, вполне резонно перенося правило на исключения: таким образом, если Беба — балда (idiota), то Тото — балд (idioto), чайка (gaviota) и зебра (cebra) соответственно паруются с чайком (gavioto) и зебром (cebro), а тать (caco) почти всегда попадает за решетку по вине тати (caca). Мне это кажется настолько справедливым, что я доныне убежден: такие понятия, как энтомолог, трубач, министр, сапер, маг, убийца, должны образовывать свои окончания в зависимости от пола носителей. Внутри такой решительно мужекратической цивилизации, как Латинская Америка, следует говорить трубадуры (trovadores) в обобщающем смысле и трубадуры и трубадурки — в половом. Что касается жизни всех этих дующих в трубы и их коллег, то она скромна, но показательна, и меня привело бы в бешенство любое противоположное суждение.
Одного кота научили играть на фортепьяно, и это животное, усаживаясь на табуретку, без устали играло подряд весь написанный для фортепьяно репертуар, а также пять собственных произведений, посвященных разным собакам.
Во всем остальном кот был образцово туп, и в перерывах между отделениями с поражающей всех одержимостью сочинял новые пьесы. Так он дошел до опуса восемьдесят девятого, в результате чего стал мишенью для кирпича, пущенного кем-то с яростным ожесточением. Теперь он спит вечным сном в фойе кинотеатра «Гран Рекс», что на улице Коррьентес[81] в доме номер 640.
У одного мальчугана было по тринадцать пальцев на каждой руке, и тетки не преминули усадить его за арфу, дабы освоить игру на ней вдвое быстрее, чем это удается несчастным пятипалым.
Естественно, мальчуган стал играть так резво, что не стало хватать никакой партитуры. Когда же он начал давать концерты, количество музыки, сконцентрированной в данном времени и пространстве, было столь огромным, что слушатели не поспевали за ним и всякий раз плелись в хвосте, и когда юный трубадурок приканчивал «Источник Аретузы»[82] (транскрипцию), несчастная публика еще только обреталась в «Tambourin Chinois»[83] (обработка). Разумеется, это приводило к ужасающей путанице, хотя все и признавали, что мальчик играет-аки-ангел!