Приближаясь к этому выходу, Розанов стал примечать, что по сторонам коридора есть тоже двери, и у одной из них Арапов остановился и стукнул три раза палкой. В ответ на этот стук послышались вначале очень глухие шаги, потом они раздались близко, и, наконец, дверь отворилась.
Перед посетителями стоял солдат с сальною свечою в руках.
— Дома? — спросил Арапов, бесцеремонно проходя мимо солдата.
— Никак нет, ваше благородие, — ответил денщик.
Ну, все равно: дай мне, Трошка, огня, я напишу ему записочку.
Солдатик пошел на цыпочках, освещая сальною свечкою длиннейшую комнату, в окна которой светил огонь изпротивоположного флигеля. За первою комнатою начиналась вторая, немного меньшая и, наконец, опять большая, в которой были растянуты длинные ширмы, оклеенные обойною бумагою. Везде было очень пусто, даже почти совсем пусто, и только поразительнейший беспорядок последнего покоя придавал ему несколько жилой вид.
— Господин Райнер был у вас нынче? — спросил Арапов.
— Это француз?
— Француз.
— Были-с.
— А черт дома? — спросил еще Арапов, садясь за стол, который столько же мог называться письменным, сколько игорным, обеденным и даже швальным.
Здесь в беспорядке валялись книги, бумага, недошитый сапог, разбитые игорные карты и тут же стояла тарелка с сухарями и кровяной колбасой, бутылки с пивом и чернильница. Арапов велел позвать к себе «черта» и оторвал кусок бумаги от какой-то тетради; а Розанов присел было на придвинутое к столу кресло, но тотчас же вместе с ним полетел на пол.
— Садитесь на диван; оно без ножки, — проговорил, засмеявшись, Арапов и опять стал писать.
Из двери, в которую исчез денщик, сопя и покачиваясь, выступила тяжелая, массивная фигура в замасленном дубленом полушубке.
— Это ты, черт? — спросил, не оборачиваясь, Арапов.
— Я-с, — произнесла сиплым голосом фигура.
— Отыщи ты сейчас капитана.
— Слушаю-с.
— Ты знаешь, где он?
— Нет, не знаю-с.
— Ну, разыщи.
Арапов стал складывать записку, а доктор рассматривал стоящего у двери «черта». Бог знает, что это было такое: роста огромного, ручищи длинные, ниже колен, голова как малый пивной котел, говорит сиплым басом, рот до ушей и такой неприятный, и подлый, и чувственный, и холодно-жестокий.
— На, и иди, — сказал Арапов, подавая «черту» записку, после чего тот сейчас же исчез за дверью.
— У кого это мы были? — спрашивал Арапова Розанов, выходя из-под темной арки на улицу.
— Узнаете, — нехотя ответил Арапов.
— А что это за черт?
— А это, батюшка, артист: иконописанием занимался и бурлаком был, и черт его знает, чем он не был.
— А теперь что он тут делает?
— Ничего, — папиросы нам делает, да паспорта себе ожидает с того света, — отвечал, улыбнувшись, Арапов.
Розанов видел, что «черт» одна из тех многочисленных личностей, которые обитают в Москве, целый век таясь и пресмыкаясь, и понимал, что этому созданию с вероятностью можно ожидать паспорта только на тот свет; но как могли эти ручищи свертывать и подклеивать тонкую папиросную гильзу — Розанов никак не мог себе вообразить, однако же ничего не сказал угрюмому Арапову.
По трехпогибельному тротуару одной из недальних улиц Розанов вместе с Араповым дошли до парадного подъезда одного очень опрятного домика и по чистенькой лесенке, освещенной медною лампочкою, вошли в тепленькую и опрятную квартиру.
Пока человек брал их верхнее платье, в довольно ярко освещенном зальце показался весьма миловидный молодой офицер в несколько длинноватом сюртуке. В то время некоторое удлинение пол против форменного покроя в известных военных кружках считалось признаком благовоспитанности, солидного либерализма и порядочности.
— Хозяин дома, Казимир Викентьевич Рациборский, — сказал Розанову Арапов, — имею честь рекомендовать Дмитрия Петровича Розанова, — добавил он, обращаясь к хозяину.
Рациборский очень любезно пожал руку Розанова и поблагодарил его за знакомство.
— Что ж, никого еще нет? — спросил Арапов, когда они перешли из маленького зальца в столь же маленькую и уютную гостиную.
— Нет, кое-кто есть, — отвечал Рациборский.
— До «швахов» еще долго?
— Да, теперь в начале восьмой; раньше восьми никто не будет, — отвечал скромно хозяин.
Вообще все его слова и манеры были как нельзя более под стать его сюртуку, красноречиво говорили о его благовоспитанности и с первого же раза располагали в его пользу.
— Так время дорого, — заметил Арапов.
— Да, — произнес, улыбаясь, Рациборский, — оно всегда дорого, — и не спеша добавил: — Позвольте попросить вас, господин Розанов, в мою рабочую комнату.