Некуда

Лиза взяла извозчика и поехала к Евгении Петровне. Оттуда тотчас же послала за Розановым. Через час Розанов вместе с Лобачевским были у Райнера, назначили ему лечение и послали за лекарством на розановских же лошадях.

Лиза возвратилась к больному от Евгении Петровны с бельем, вареньем, лимонами и деньгами. Она застала еще у него Розанова и Лобачевского.

– Что? – спросила она шепотом Розанова.

– Ничего пока, болезнь трудная, но отчаиваться не следует.

– А вы, доктор, какого мнения? – отнеслась она к Лобачевскому.

– Наблюдайте, чтоб не было ветру, но чтоб воздух был чист и чтоб не шумели, не тревожили больного. Вы заезжайте часам к десяти, а я буду перед утром, – добавил он, обратись к Розанову, и вышел, никому не поклонившись.

Это было в начале вечера.

Лиза зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке, развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала судьба Райнера и вопрос, что он делает и что сделает? А тут эти странные люди! «Что же это такое за подбор странный, – думала Лиза. – Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во имя принципа?»

Часов в десять к больному заехал Розанов, посмотрел, попробовал пульс и сказал:

– Ничего нового.

В четвертом часу ночи заехал Лобачевский, переменил лекарство и ничего не сказал.

Перед утром Лиза задремала в кресле и, проспав около часа, встрепенулась и опять начала давать больному лекарство.

В десять часов Райнера навестили Розанов и Лобачевский.

– Слава богу, ему лучше, – сказал Лизе Розанов. – Наблюдайте только, Лизавета Егоровна, чтобы он не говорил и чтобы его ничем не беспокоили. Лучше всего, – добавил он, – чтобы к нему не пускали посетителей.

Доктора обещались заехать вечером.

В два часа Лиза слышала, как Афимья выпроваживала лекаря Сулиму.

– Тут уж настоящие лекаря были, – говорила она ему.

– Поди ты, дура, прочь, – говорил Сулима.

– Ну, дура не дура, а вас пускать не приказано, и ходить вам сюда нечего, – отвечала раздраженная баба.

Сулима чертокнул ее, хлопнул дверью и ушел.

Около полудня, когда Афимья пошла в аптеку за новым лекарством, в комнату Райнера явились Котырло и Кусицын.

– Ну что, каково вам, Райнер? – громким и веселым голосом крикнул Котырло.

Лиза остановила его, но было уже поздно: больной проснулся, открыл на несколько секунд глаза и завел их снова.

– Лучше ему? – несколько тише спросил Лизу Котырло.

– Не знаю: ему очень нужен покой, – отвечала Лиза, кладя конец разговору.

– Ну, я пойду, Кусицын. Мы себе наняли очень хорошенькую квартиру, – счел он нужным объяснить Лизе, которую встречал на общих собраниях в ДомеСогласия, кивнул головой и вышел.

– У него, мне кажется, нет и денег, – прошептал Кусицын.

Лиза кивнула утвердительно головою.

Кусицын подошел к столику, взял Райнерово портмоне и пересмотрел деньги. Там были три рублевые билета и очень немного мелочи.

– Это что! это еще что такое! – раздался громкий голос Афимьи в узеньком коридорчике, как раз за спальнею Райнера. – Положьте, вам говорю, положьте! (Слышно было, что Афимья у кого-то что-то вырывает.)

Лиза встала и поспешно вышла в залу.

В дверях, у входа в узенький коридорчик, ей представилась фигура Афимьи, которая с яростью вырывала у кого-то, стоящего в самом коридоре, серый Райнеров халат на белых мерлушках.

При появлении Лизы бедная женщина сделала отчаянное усилие, и халат упал к ее ногам.

– Халат последний уже волокут, – воскликнула она, показывая Лизе свои трофеи. – Ах вы, глотики проклятые, нет на вас пропасти!

– Кто же это? – осведомилась Лиза.

– Да вот же всё эти, что опивали да объедали его, а теперь тащат, кто за что схватится. Ну, вот видите, не правду ж я говорила: последний халат – вот он, – один только и есть, ему самому, станет обмогаться, не во что будет одеться, а этот глотик уж и тащит без меня. – «Он, говорит, сам обещал», перекривляла Афимья. – Да кто вам, нищебродам, не пообещает! Выпросите. А вот он обещал, а я не даю: вот тебе и весь сказ.

Шум, произведенный Афимьею и Котырло при их сражении за халат, разбудил больного, и он тревожно спросил о причине этого шума. Кусицын, мыча и расхаживая по комнате, рассказал ему, что это и за что происходит.

Райнер сделал нетерпеливо-раздражительное движение и попросил Кусицына кликнуть к нему Афимью.

– Отдавайте; зачем вы отнимаете, Афимья!

– А как же: так и давать им все?

– Ах, пусть их! – болезненно произнес Райнер.

Афимья расставила руки и пошла, бормоча; «Ну что ж, пусть тащат! Видно, надо бросить все: волоки, ребята, кто во что горазд».

Кусицын продолжал ходить по комнате и, остановясь перед столиком у Райнерова изголовья, произнес:

– Гм, у вас, Райнер, тут три рубля: я вам рубль оставлю, а два мне нужны перевезтись на квартиру.

Райнер качнул головою в знак согласия и закрыл веки. Кусицын вынул из его портмоне два рубля, спокойно положил их в свой жилетный карман и еще спокойнее вышел.

Лиза, наблюдавшая всю эту сцену, остолбенела.