Друзья Вик Саныча – Зоя и Дима – оказались весёлыми, богемными и даже с лёгким налётом хиппи. Из старого домика они сделали мастерскую, занятую сплошь мольбертами и картинами, а спали по углам на матрасах, только у младенца была кроватка, но в основном он тоже спал с ними на матрасе. В комнате пахло очень странно: красками, женским молоком и нестираными пелёнками.
Вместо того, чтобы спать, мы почти всю ночь болтали о путях русского рока и слушали Саш Баша – у них буквально сегодня появилась его пластинка, только что вышедшая на «Мелодии». Я слушала её впервые, и это было потрясение. Так со словом у нас ещё никто не обращался. Время колокольчиков. Да он гений! В отличие от БГ, тексты которого походили на плохой перевод с английского, здесь реально в полный голос звучал русский язык, во всей своей мощи. Я закрывала глаза и раскачивалась в такт песням. Ничего подобного я не слышала и не знала. Все сегодняшние страхи и унижения растворились в этом голосе.
Зоя пошла провожать Вик Саныча и тихо его спросила:
– Ты с ума сошёл? Она же ребёнок!
– Да ты что, у нас ничего такого нет!
– Ты слепой, похоже. Не видишь, как она на тебя смотрит.
Я всё слышала. Не хотела подслушивать, но как-то так получилось. Неужели это и правда видно? Ну и ладно. Мне всё равно.
Младенец спал. Зоя приготовила чая с малиной, дала тёплое одеяло. В домике было уютно и спокойно. Проснулась я поздно и чувствовала себя так, словно это первый день нового года, а всё, что было до этого, просто мне приснилось. Зоя кормила младенца, Дима её рисовал. Это была идеальная картина счастливой семейной жизни. Абсолютная гармония. Вот бы мне так! С Вик Санычем или с кем-то другим.
Я ехала в общагу и думала, что механизм влюблённости – штука странная. Почему вдруг что-то щёлкает, и из огромного количества лиц и тел мы выбираем именно это? Иногда не самое красивое и не самое приятное. Почему нам оно нравится? Как мы понимаем, кто нам подходит? Почему я так запала на Вик Саныча, когда у нас столько других преподов, столько студентов? Но с другими у меня нет этой странной связи, нет тем для разговоров, нет желания разговаривать. Нет желания раскрываться.
То есть для любви должно возникать доверие. Ты должен чувствовать, что этот человек не предаст, не подведёт. А ещё всё дело в том, чтобы это движение, эта готовность раскрыться была обоюдно, с двух сторон. И если такое чувство есть, то – здравствуй, любовь!
Но Вик Саныч вчера сказал Зое, что у нас ничего такого нет. И правильно. Нельзя. Табу.
Глава 2
Революционер Христос
Следующий экзамен был по древнеанглийскому. Мне нравятся древние языки – своей простотой и ясностью. Они как бы каркас, на который потом нарастает всякое, как ракушки на дно корабля, как проза на поэтические строчки. Вот Евангелие – когда его читаешь на древних языках, то понимаешь, что это поэма.
Мне надо было перевести кусочек из Евангелия – тот, где Христос говорит прокажённому: «Хочу, очистись!» И это были вообще первые в моей жизни слова Писания. Странно, конечно. У нас было множество альбомов с живописью, а там же что ни сюжет, то библейский, и я всё это знала, но воспринимала на каком-то другом уровне, как часть культуры. А здесь, в этом кусочке текста, я почувствовала саму жизнь, что-то такое простое и понятное, зарисовку с натуры. По коже пробежали мурашки. Что это вообще такое? Почему я не знала этого до сих пор?
Я пришла в общагу и начала спрашивать, нет ли у кого полного текста Евангелия почитать. И уже вечером мне принесли томик в мягкой обложке – дорожное Евангелие. Кажется, протестантское. Я тогда не разбиралась в нюансах, просто читала. И делилась с девчонками, зачитывала целые куски.
– Да он же революционер самый настоящий! Вы только послушайте, что он говорит!
Девчонки смеялись:
– Скорее он хиппарь. Ходит босиком и ночует, где придётся.
– И волосы ниже плеч. Точно хиппи!
Но потом Оля сказала:
– Я тоже думаю, что это честная история. В том смысле, что Христос правда был. Вот я в прошлом году в Эстонию ездила, мы целый день гуляли по Таллину, а там и католические храмы есть, и русские. Мне в костёле – вот честно – было красиво, но не очень уютно. Пусто как-то. И орган этот такой, знаете, сверху вниз на тебя смотрит. А потом мы зашли в русскую церковь, и будто домой попали – так хорошо, так тепло. Пели там красиво, как у Блока: девушка пела в церковном хоре… Помните? Я аж разревелась. И вот чего, спрашивается? Не знаю. Уж очень мне было хорошо.
– А вы знаете, что у русистов какой-то поп ведёт факультатив про религию? Твой, Лен, севастопольский. Приезжает раз в неделю, кажется. Или два? Можно сходить, послушать, только узнать время. Ладно, девчонки, давайте спать.
Но я не могла заснуть. С этим надо было что-то делать, с кем-то поделиться. Я пошла на кухню и нашла там наших мальчишек – по ночам они регулярно жарили картошку. Почему-то они не прониклись. Тогда я села в холле и начала читать с начала.