Нелегал

— Не особенно… А тебе интересно жить между обоями?

— Почему ты спросил? — насторожилась девушка.

— Просто это какое-то не слишком обычное место для жилья, вот и спросил. Без всякого осуждения, ты не думай. Люди в бочках ночуют или под мостами, а ты все-таки нашла крышу над головой…

— Между обоями много разных интересных штуковин спрятано, — сказала Юдифь. — Номера телефонов, булавки, газеты, фотографии. Вот когда ты находишь где-нибудь старый телефонный номер, тебе ведь непременно хочется набрать его и посмотреть, что из этого получится?

— Не знаю, — сказал Авденаго.

Он немного растерялся.

— Только не говори, что никогда не видел старых номеров, — разволновалась Юдифь. — Ну, таких, — она принялась выписывать пальчиком в воздухе, — А-52-665. Видел такие?

— Нет, — признался Авденаго.

Она принялась теребить прядки волос, то закладывала их за уши, то опять выдергивала.

— Это невозможно, — выговорила наконец Юдифь. — Все знают такие номера. Иногда набираешь — и слышишь ответ. Здесь есть телефонный аппарат, по нему можно звонить. Он принимает старые номера.

— И что отвечают?

— Например: «Алло». Или: «Кажется, я просила вас больше сюда не звонить». По-разному отвечают. Зависит от того, на кого попадешь. Иногда просто дышат в трубку и молчат.

— А сюда кто-нибудь звонит? — спросил Авденаго.

— Только Джурич Моран.

Авденаго вздрогнул и выдернул руку из ладошки девушки.

— Только не говори, что ты… тоже создание Морана.

— Нет, я всегда здесь была. Я ведь уже сказала тебе, что живу между обоями. А разве ты — создание Морана?

— С чего ты взяла? — буркнул он.

— Ты сказал — «тоже». Что я — «тоже» его создание… — Юдифь рассматривала Авденаго с новым интересом. — Моран сообщил о твоем прибытии, но вовсе не предупреждал, что ты будешь таким.

— Каким?

— На такой вопрос существует тысяча ответов. Человек никогда не исчерпывается одним словом, это закон. — Юдифь пожала плечами. — Например, я не ожидала, что ты окажешься молодым. — Авденаго был уверен, что она нарочно не прибавила «и симпатичным». — Прежде я почему-то считала, что все его творения — старые и неприятные.

— Почему? — оскорбился поневоле Авденаго.

— Потому что Моран Джурич до одури любит русских классиков, — растолковала Юдифь. — А у русских классиков все персонажи — какие-то неприятные старики, которых полагается жалеть. Вот еще, делать мне нечего — жалеть их. Я на таких, знаешь, насмотрелась! Меня хоть вешай, жалеть их не стану.

Она вздернула нос, всем своим видом выражая упрямство и возмущение.

— Нет, — сказал Авденаго, — на самом деле Моран любит Достоевского, а у Достоевского почти все персонажи молодые. И про Раскольникова прямо написано, что он был «замечательно хорош собой». Ну и Соня, я думаю, тоже ничего была, а Дунечка — просто красавица.

— Ты любишь Достоевского? — удивилась Юдифь.

— Не я, а Моран, — поморщился Авденаго. — Он меня экзаменует. Заставляет чуть ли не наизусть учить.

— Ясно, — сказала Юдифь. Авденаго хотелось бы думать, что сочувственно.

Он решил уточнить кое-какие обстоятельства и спросил:

— А про что с тобой разговаривает Моран по телефону?

— Так, — ответила она уклончиво. И видя, что лицо Авденаго омрачилось, прибавила: — Например, уведомил о том, что ты здесь появишься, и просил позаботиться.

— И как ты будешь обо мне заботиться?

— Еще не знаю… Могу показать мою коллекцию старых открыток. Знаешь, забытых. Их писали на новый год, но они завалились между стеной и почтовым ящиком и пролежали больше сорока лет. Пока ящик не сняли, чтобы заменить. И между обоями — тоже есть парочка любопытных.

— Да я уж понял, что все самое интересное происходит между обоями, — сказал Авденаго.

Юдифь бросила на него быстрый взгляд:

— А все самое замечательное в мировой литературе и в любовных письмах было написано между строк.

* * *

Вместе с Юдифью Авденаго исследовал новый для него мир — других занятий у него все равно не имелось. Он читал газеты, сообщавшие о взятии Кенигсберга, о смерти Сталина, о полете Юрия Гагарина, о визитах Индиры Ганди в Советский Союз. Его поражало: как скучно и суконно были написаны эти статьи. Неужели Моран прав, и люди настолько изменились! То, о чем впоследствии создавали романы, газетчики втискивали в строки нудного официоза.

Когда Авденаго поделился этим соображением с Юдифью, девушка сказала:

— Зато и была создана великая русская литература. Чем меньше беллетристики в газетах, тем больше ее в книжках…

И прибавила:

— Собственно, книги — это все то, что люди вычитывали между строк, когда читали газеты. Вот видишь, как важно умение видеть то, чего на самом деле будто и нет.

— Эдак до чего угодно можно договориться, — возразил Авденаго. — Увидишь то, чего нет, и таких дров наломаешь!

— Нет, надо же правильно видеть, а не с бухты-барахты, — поморщилась Юдифь. — Всему тебя обучать надо, Авденаго, ты просто младенец какой-то.

— Младенцев ничему обучать не надо, — огрызнулся Авденаго. — Они жрут и гадят без всякого обучения.