Алекс остановил мотоцикл у железных ворот электростанции. Все трое вошли в проходную. За оконцем сидел пожилой вохровец с красным лицом и седыми усами. Увидев военных, он привстал.
— Кто начальник караула? — строго вопросил его Алекс.
— Я начальник… — растерялся охранник. — Максим Демьянович Калещук.
— Значит так, Максим Демьянович, ввиду особого положения в приграничном районе электростанция как объект особой важности переходит под охрану НКВД. Ясно?
— Зрозумяло… А мы як же-шь?
— А вы сдавайте объект и по домам до понедельника. В понедельник ваше начальство даст вам новые объекты. Сколько людей на вахте?
— Да мы со Стефаном. Тольки Стефана я отпустил уже… — смущенно признался вохровец. — Приболел трохи.
— Ну, вот и хорошо. Передавайте товарищу капитану документы — и до понедельника свободны!
Дед засуетился, снял ремень с наганом и положил его в железный ящик, оттуда достал замызганную папку с документами — передал ее капитану. Распрощался и был таков.
Синягин пожал Алексу руку — все было сработано в самом лучшем виде. Теперь Алексу предстояло забрать оставшегося в доме второго бойца и ехать под Жабинку на линию связи. Им предстояло свалить дюжину телеграфных столбов и вырезать сотни метров проволоки. Город должен был остаться без связи и без электричества…
Синягин прошел в агрегатный зал электростанции. Здесь стоял истошный гул вращающегося металла. Латунный кожух генератора мелко сотрясался от напряженной работы — шел пик вечернего потребления электроэнергии — и точно так же била дрожь и Синягина: наконец-то пришел его час, его пик, наконец-то и он сможет сделать свой реальный вклад в дело победы над большевизмом! Он покосился на портрет Ленина, висевший над пультом: «Ну, ничего, сейчас ты слетишь оттуда, как дохлый таракан!» Дежурный инженер — тощий пожилой еврей с лицом, покрытым сетью глубоких морщин, — встревоженно поднялся навстречу капитану.
— Чем могу служить? — крикнул он, стараясь пересилить гул генератора.
— Капитан Травкин. НКВД, — сухо представился Синягин.
— Сменный инженер Лейбович.
— Товарищ сменный инженер, находились ли здесь сегодня посторонние лица?
— По-моему, никого посторонних не было, — неуверенно пожал плечами Лейбович, — только обслуживающий персонал.
— К нам поступили сведения, что на электростанции готовится диверсия.
— Ой, да не дай бог!
Втроем — вместе с пожилым электриком — они стали осматривать машинный зал.
— А это что за дверь? — толкнулся Синягин в закрытую подсобку.
— Чулан. Ветошь храним, инструменты…
— Откройте!
Пока рабочий бегал за ключами, а Лейбович осматривал пожарный щит, «капитан» открыл фидерную коробку и сунул туда «апфелькухен». «То, что надо! — одобрил он свой выбор. — Рванет фидер — станция обесточится минимум на сутки. А там…» А там ее введут в строй уже немецкие специалисты.
Тем временем открыли подсобку и, конечно же, ничего подозрительного в ней не нашли.
— Ладно! — сказал «капитан». — Будем надеяться, что предупреждение оказалось ложным. Работайте! В случае чего — позвоните мне по телефону. Запишите: 12–34.
Лейбович обрадованно кивнул и поспешил к своему пульту. Синягин посмотрел на часы: мина взорвется через тридцать минут… Он еще раз посмотрел на лысого вождя и с удовольствием представил, как портрет сметет взрывом.
Синягин шагал по привокзальной улице — к Брестскому вокзалу. Теперь он чувствовал себя намного уверенней: военная форма прикрывала его весьма надежно, как некая шапка-невидимка. Сине-красная фуражка НКВД вызывала у окружающих опасливое уважение. Вот высокий красноармеец в пилотке прошел мимо и четко козырнул. «Капитан» ответил. Но красноармейцы его не интересовали — он выискивал командиров, и желательно одиночных… Занял позицию у схода моста через привокзальные пути. Хорошее место — полутемное и почти безлюдное. Поодаль пивная будка. Возле нее два мужика набирали в бидончик пиво. Сейчас уйдут и вообще никого не останется.