– У меня действительно есть неприязнь к Шелепину. По многим вопросам я с ним не согласен. Вот вроде бы в 1941-м мы с ним почти одним делом занимались – создавали с товарищем Судоплатовым Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР из крепких ребят, сплошь спортсмены-разрядники. Усиленно готовили их несколько месяцев к владению оружием отечественным и трофейным, подрывному делу, работе на рации – много чему. А товарищ Шелепин как член Московского горкома комсомола собирал зеленых студентов-добровольцев, вдохновлял и отправлял их в тыл к немцам. Зоя Космодемьянская, девчонка, семнадцать лет, только что переболела менингитом, ее готовили меньше недели. Что они, такие, могли сделать против немцев? Какие они диверсанты? Зато товарищ Сталин узнал о героическом подвиге советской комсомолки и ее наставнике товарище Шелепине. Короче, интриги – это не мое. Я должен быть уверен в своих подчиненных, также и они должны быть уверены во мне.
– С чего посоветуете начать?
– Я думал, ты сам будешь решать, – с вызовом заметил генерал.
– Я и буду, но советы опытного товарища послушаю со вниманием. – Север спокойно выдержал взгляд начальника.
– Не хочу давить на тебя авторитетом.
Великанов был отличный теннисист, даже чемпион Москвы. Эту подачу он тоже отбил с блеском.
– Для начала похожу за ним. Посмотрю, с кем встречается, как общается, какие отношения с Источниками. Постараюсь сделать фото и звукозапись встреч. Скорее всего, попробую выйти с Источниками на личный контакт.
– Согласен, но только за исключением самого важного Источника. Их встречи прикрывают мои люди, обеспечивают конспиративность и безопасность. Здесь твое присутствие исключено.
– Договорились. Мне нужна неделя, чтобы я зарядил свою группу по другим нашим операциям, и сразу займусь проверкой Солопова.
– Пока все. Расходимся как обычно: я – первый, ты – минут через двадцать за мной.
– Александр Михайлович, еще пара минут. Поделитесь опытом, расскажите, как вы организовали ликвидацию перебежчика Агабекова.
Великанов задумался, на его лице не отразились никакие эмоции, только взгляд стал более пронзительным.
– Ты и об этом знаешь. У нас это называется «литерное дело». Ликвидация, убийство – оставь журналистам. Он сбежал в 1930-м, сначала мы его выманили в Болгарию, но он заметил слежку и сдал ребят жандармам. Он хорошо знал Восток, но и на Востоке знали его. Агабеков понимал, что как только он там появится, эта весть очень быстро дойдет до нас, поэтому колесил по Европе. В Америку соваться смысла не было, кому он там нужен. А в Европе, может, кто и купит его услуги. Профессионал, долго на одном месте не задерживался. Мы сыграли на том, что денег у него катастрофически не хватало. С его авантюрным характером он начал ввязываться в полукриминальные дела. Засекли мы его в Париже. Там в армянской диаспоре у нас был свой человек. Он и пустил слух, что одна богатая семья хочет вывезти за рубеж золото и драгоценности, для этого им нужен опытный человек. Агабеков согласился не сразу, но комиссионные были такие, что он не выдержал. У него были связи во французской контрразведке, он навел справки, получил подтверждение, что такая семья действительно есть. Он согласился на встречу, подстраховался. Это был 1937 год, мы уже имели достаточный опыт в «литерных делах». Увидев на явочной квартире троих крепких мужчин, он попытался сбежать, но нож нашего сотрудника оказался быстрее.
– Почему нож?
– Никто его допрашивать не собирался. Роли распределили заранее. Я руководил операцией и был с револьвером на подстраховке. Нож – потому что лишний шум не нужен, а главное, обставили все так, что это была месть предателю за то, что предал неверным самого Энвер-пашу. Все как положено – кривой, с монограммой из Корана. Что скажешь?
– Просто и мастерски. Легенда для отхода – это то, чего мне все время не хватает. Спасибо, товарищ генерал.
– Учитесь, пока мы живы, и удачи тебе, Север.
Глава 17
Монике Бекер стукнуло тридцать. Ее одноклассникам было к концу войны по пятнадцать. Часть из них, накачанная в гитлерюгенд, сгинула в последней волне тотальной мобилизации, некоторые сбежали вместе с родителями сначала от ужасов фашизма, затем от боязни мести победителей.
Мужчин старшего поколения, годных в женихи, было мало. Многие страдали от ран и болезней. Война, особенно для проигрывавшей стороны, – это всегда сильный удар по здоровью населения. Сначала проигрывали русские, потом немцы.
Сама Моника не была красавицей, скорее, наоборот: худая, с вытянутым лицом, которое в народе называют «лошадиным». Про нее нельзя было сказать, что она высокая: как известно, червяк не бывает высоким, он длинный. Однако она всегда мечтала только о принце. Может, это последствие страстного увлечения сначала сказками, а затем женскими романами, которые она просто обожала читать, а может, это было проявление эгоистичности ее характера. Для себя она всегда хотела только лучшего. Жизнь неоднократно била ее за эту черту – будь скромнее в желаниях, – но девушка не отступала.