Нелегал. Том II

— Да какие там препараты? — фыркнул Леонид. — До инициации всех самое большее травяными настоями поить будут. Даже кузнечики пока противопоказаны. — Но он тут же насторожился. — Постой! Ты же не собираешься спаивать иностранцев⁈

— Просто хлебосольство проявлю, — улыбнулся я. — Вот что… Выдели мне литр спирта медицинского, пожалуй. И заявку на списание подготовь. Я позже у Звонаря её подпишу.

У Леонида глаза на лоб полезли.

— Петя, ты с дуба рухнул?

— А что такого? У них там сухой закон за океаном, и то они выпивать умудряются! У нас и подавно спиртное найдут.

Леонид покачал головой.

— Не аргумент!

Я тяжело вздохнул.

— Лёня, поверь на слово: так надо. Не заставляй меня через Звонаря этот вопрос решать — он всё согласует, но я его сейчас дольше искать буду! И насчёт списания не сомневайся: сегодня до отъезда все бумаги оформлю.

— Ты понимаешь, в какое положение меня ставишь? Это же нарушение режима!

— Да брось! Я сам всё сделаю, тебя с этим литром никто не свяжет. Его просто спишут. Хочешь — в другую тару перелей! Ты пойми: мне с людьми как-то контакт налаживать надо! Вот случится что — сам же и попросишь на них повлиять! А как я повлияю, скажи? Знаешь же эту публику: ты — мне, я — тебе, иначе с ними никак!

Леонид вздохнул.

— Один литр. Один раз. И больше я не хочу ничего об этом слышать!

Я решил ковать железо пока горячо и потянул его к лестнице.

— Пошли, пошли, пошли! Не тормози процесс международного общения!

За литр медицинского спирта я содрал с заокеанского соискателя четвертной — взял как за две бутылки хорошей водки в ресторане. Ещё и на револьвер скидку выбил и две пачки патронов к нему дополнительно получил, но пришлось пойти на уступки и самому: за время моего отсутствия ушлый тип успел подбить на продажу оружия ещё и своего товарища. Отказываться от второго револьвера я не стал, незаметно передал соискателю убранную в бумажный пакет ёмкость со спиртом и уже в открытую вручил деньги, а за второй пообещал расплатиться до конца недели в свой следующий приезд на Кордон.

Впрочем, одной лишь устной договорённостью дело не ограничилось: я набросал обязательство об окончательном расчёте, а мои контрагенты поставили свои автографы под актами о передаче оружия. Старшина начал было отнекиваться, но в итоге всё же согласился заверить купчую, чтобы при регистрации револьверов мне не пришлось ничего доказывать в комендатуре.

Ну а дальше прибежала медсестра, и я отправился разбираться с очередным случаем недопонимания. Следующие четыре часа бегал от кабинета к кабинету, то и дело поминая недобрым словом спёкшегося по дороге на Кордон переводчика. Потом ещё и расселение иностранцев проконтролировал, будто это имело хоть какое-то отношение к моим служебным обязанностям.

Ладно хоть затем деятель из комиссариата иностранных дел привёз нового толмача, и я с превеликим облегчением откланялся. Сначала заскочил в комендатуру и зарегистрировал на себя оба револьвера, потом двинулся в госпиталь, но по пути завернул пообедать в кафешку, заодно бегло просмотрел купленную ещё утром в Новинске газету.

Внимание сразу привлекла передовица — речь в ней шла о задержании оперативниками РКВД заместителя начальника Пограничного корпуса, которому инкриминировались государственная измена и сотрудничество с айлийской разведкой. Журналист весьма убедительно связывал его подрывную деятельность с неудачами в охране государственных рубежей при вторжении нихонского оккупационного корпуса и прорыве к столице интервентов. Процесс обещал выдаться громким.

В остальном же ничего из ряда вон за первую неделю нового тысяча девятьсот сорок первого года не случилось. Продолжался рост напряжённости в Центральной и Восточной Латоне, демонстрировала свою полную несостоятельность Лига Наций, грозили возобновиться боевые действия на линии разделения между Средином и Оксоном.

Вернув газету в портфель, я допил чай, нахлобучил кепку и отправился на беседу со Звонарём, дабы перед отъездом в Новинск доложить о предварительных итогах обследования иностранных соискателей, а заодно согласовать расход спирта. Проблем не ожидал ни с тем, ни с другим — главное было застать патрона на месте, ибо куковать до позднего вечера на Кордоне мне совершенно не улыбалось.

Не могу сказать, будто испытывал такой уж сильный дискомфорт от излишней близости к Эпицентру, просто выматывало подспудное ощущение неправильности. Вот сейчас прохладный ветерок всего так и обдувает, а такое впечатление, будто у раскалённой домны стою — аж лицо испариной покрылось, пусть и спокойно иду, никуда не тороплюсь.

Надоело хуже горькой редьки!

Как нарочно доцент Звонарь до конца дня убыл на какое-то совещание в новую больницу, я мысленно ругнулся, вышел на улицу и потопал на западную окраину. Холодный ветер нёс по улицам пыль, приходилось то и дело отплёвываться, но и так на зубах беспрестанно скрипел песок. Ещё и солнце к закату клониться начало — значит, опять в потёмках в Новинск возвращаться придётся. Не люблю.