Имея подтверждающие данные резидента Овакимяна об исчезновении на Западе публикаций ученых-физиков по урановой проблеме, Квасников без указания свыше инициировал посылку директивы резидентурам в США, Англии, Франции и Германии начать поиск научных центров, где могут вестись теоретические исследования и практические работы по созданию суперсекретного атомного оружия, а также обеспечить получение оттуда достоверной развединформации.
И колесо завертелось…
Сначала пришел ответ из Германии: в донесении говорилось о том, что возле Пенемюнде в засекреченном исследовательском центре немцы разрабатывают дистанционно управляемые снаряды («Фау-1» и «Фау-2»), способные нести большой взрывной заряд. В феврале 1941 года резидентура в Нью-Йорке подтвердила правильность и своевременность поставленного Квасниковым задания: «…По сообщению агента Бир, ядерные исследования в США проводятся с некоторого времени секретно: ученые опасаются, что их публикации могут помочь немцам создать свою атомную бомбу…» Прочитав до конца шифровку, радости Квасникова не было предела: «Это надо же — как в воду глядел! Теперь главное — не сбиться, не затерять „атомный след“! А еще, — подумал он, — уговорить бы Фитина,[115]
чтобы он не докладывал пока об этом наркому Берии…»Когда Квасников обратился с этой просьбой к начальнику разведки, тот, загадочно улыбнувшись, спросил:
— А почему бы нам и не подстраховаться — не проинформировать его?.. Не дай бог, всплывет когда-нибудь содержание этой шифровки, и нам с тобой не миновать тогда лагерной пыли, а то и пули в лоб.
— Но если мы и проинформируем его, он же все равно не поверит! И обвинит еще в дезинформации. Уж я-то знаю его!
Квасников имел все основания отозваться так о Берии: однажды судьба уже сталкивала его с «железным наркомом». Было это в 1939 году, когда коричневая чума фашизма начала расползаться по всей Европе, и масса людей, спасаясь от варварства гитлеровцев, устремилась на территорию СССР. Для урегулирования вопроса о беженцах была создана советско-германская Контрольно-пропускная комиссия, в которую вошли представители различных наркоматов. От НКВД в нее вошел Квасников. В удостоверении, выданном ему Наркоматом иностранных дел СССР, говорилось о том, что он пользуется правом неприкосновенности, всеми прочими дипломатическими преимуществами и что ему предоставлено право многократного перехода советско-германской границы.
Для приема беженцев на советскую сторону Квасников не раз выезжал в Польшу, захваченную немцами, а в последней поездке в Варшаву у него произошла встреча с представителем грузинского католикоса Георгием Перадзе, который рассказал о том, что Берия с 1919 года поддерживал с ним связь, и потому попросил передать ему привет. Возвратившись из Польши, Квасников на всякий случай передал Берии привет, а об остальном умолчал, но нарком почувствовал, что Перадзе мог рассказать и еще кое о чем, и потому не только лично, но и через своих ближайших помощников пытался выяснить, что еще говорил ему грузинский священнослужитель.
Квасников, конечно, понимал, что дамоклов меч уже занесен над его головой, и поэтому был непреклонен в своих однотипных ответах, утверждая, что один на один с Перадзе не встречался, а был лишь участником общей беседы, и потому ничего другого тот сказать ему в присутствии посторонних не мог. Берия же, не поверив утверждениям Квасникова, стал относиться к нему с неприязнью, и каждый раз, когда через него поступали особо важные разведданные, нарком тут же подвергал их сомнению, подозревая Квасникова в умышленной дезинформации.
Рассказав обо всем этом Фитину, Квасников пояснил:
— А потом, нет смысла докладывать ему. Мы же еще не имеем данных, где конкретно могут вестись атомные исследования и какие ученые привлечены к этому делу.
Фитин ценил энергичный, точный и правильный ум Квасникова и иногда даже сожалел, что этого внешне сурового, строгого и требовательного к себе и подчиненным, трудолюбивого человека в свое время отторгли от работы над диссертацией.
Прекрасно понимая, чего от него добивается Квасников, начальник разведки дружелюбно заметил:
— Вы, Леонид Романович, постарше меня и по возрасту, и по опыту работы, поэтому давайте-ка готовьте шифровку. Можете за своей подписью… Я вам полностью доверяю.
И снова только в резидентуры США, Англии, Франции и Германии за подписью Антона (псевдоним Л. Р. Квасникова) пошло указание: выявлять научные центры, в которых ведутся разработки по созданию атомной бомбы, на какой стадии они находятся и какие научные силы к этому привлечены.