Нелепая привычка жить

Лана всегда вела себя так, словно ее дочь была невероятно проблемным ребенком. Но если до той жуткой истории у нее не было для этого ровным счетом никаких оснований, то впоследствии их стало более чем достаточно.

После больницы Долька еще какое-то время была вялой и тихой. Ничем не интересовалась, даже книг в руки не брала, только слушала целыми днями музыку, изредка рисовала да играла в компьютерные «шутеры». А потом вдруг словно сорвалась. Наотрез отказалась принимать прописанные врачом таблетки, начала дерзить, врать, прогуливать школу… Утром брала рюкзак и уходила неизвестно куда, возвращалась уже ночью, пахнущая пивом и табачным дымом. Никакие увещевания, разговоры и наказания не помогали. Когда она пришла совсем пьяная, Виталий не выдержал и накричал на нее:

– Долька, что с тобой стало? Что ты с собой делаешь? Не смей так себя вести!

В ответ она рассмеялась:

– А почему? Мне так нравится!

– Да потому что этим ты губишь себя и причиняешь боль нам!

– Ой, да перестань! Вам обоим на меня наплевать.

Они с Ланой пытались бороться. Сначала Виталий стал сам отвозить девочку в школу по утрам. Это на некоторое время помогло, Долька немного успокоилась и с грехом пополам закончила учебный год. Они даже съездили все вместе отдохнуть на Кипр, и там все было более или менее в порядке, если не обращать внимания на постоянные столкновения матери и дочери из-за любых пустяков. Но осенью все вернулось на круги своя. У Малахова начались проблемы в бизнесе, и он просто физически не мог следить за дочкой, а Лану Долька ни во что не ставила. Она могла пропасть на целые сутки, вернуться пьяной, оборванной… Курила прямо в комнате и не только сигареты, но, судя по дыму, и марихуану. Родители учиняли очередной обыск, находили отраву, порножурналы, обертки от презервативов.

– Какая гадость! – кричала Лана, а дочь только смеялась в ответ:

– Что же гадкого в контрацепции, маман? Или ты жаждешь превратиться в грандмаман? А что? Могу обеспечить!

Ей не давали денег, но она их воровала. Перестали держать дома наличные – стали исчезать вещи. Лана попыталась сменить замки на те, что нельзя открыть без ключей, и запереть дочь в квартире, но девочка вылезала из окна и спускалась по пожарной лестнице. Школу она бросила, даже не окончив девятого класса. К тому времени Долька уже состояла на учете в детской комнате милиции – вляпалась в какую-то историю.

Лана сделалась нервной, вспыльчивой, то и дело срывалась. Супруги без конца ссорились, орали друг на друга. Виталий по мере сил старался отправлять Лану то на курорт, то в санаторий – в решении проблем с дочерью от нее все равно не было никакого толку. Дольке, как ни странно, отъезды матери шли даже на пользу. Пока ее не было, она вела себя тише, но стоило той вернуться, как все повторялось вновь. И Лана начинала глотать таблетки и бегать по невропатологам.

Надо было бы, конечно, и Дольку сводить к врачу, хотя бы к психологу, но она наотрез отказывалась, вплоть до угроз снова попытаться наложить на себя руки.

«Видимо, ей было очень тяжело в больнице», – думал Виталий. Несмотря на весь этот ад, который устраивала им дочь, он любил ее, жалел и изо всех сил пытался понять, что ею движет. Но получалось плохо…

Однажды рано утром, перед уходом на работу, он привычно заглянул в ее комнату. Девочка была дома, спала, одетая и даже в обуви, прямо на простыне. Рядом с постелью валялось что-то, завернутое в бумагу. Малахов наклонился и поднял. Это оказался шприц, не одноразовый даже, а старый, стеклянный. Грязный.

«Ну вот, приехали!» – пронеслось в голове.

Виталий машинально расправил листок в клетку и увидел, что он весь исписан дочкиным бисерным почерком:

За окнами воет ветер,
Только нас с тобой он не подружит,
Душа, как истерзанный листик, ноет,
Этот мир без тебя мне не нужен.
Словно в свечке ищу тепла я,
Затушу – и снова разгорится.
Мысль одна приходит: без тебя
Жизнь моя никуда уж не годится.
Я люблю, и только этим словом
Я еще держусь на волоске.
Жизнь моя, нужна тебе ли я?
Может, лучше умереть в тоске?

Так вот оно что… Оказывается, Долька влюбилась. Видимо, безответно, раз она так страдает, так ненавидит весь мир. Что же, она всегда была очень эмоциональным, очень впечатлительным ребенком… Но наркотики – это уже последняя капля. Дальше терпеть нельзя.

Малахов вышел в коридор, сделал несколько телефонных звонков. Проверил состояние наличности в бумажнике. Спустился вниз, завел машину, подогнал к самому подъезду. А затем вернулся в комнату дочери, решительно схватил ее в охапку и поволок вниз. Он был уверен, что Долька будет вырываться и сопротивляться. Но она лишь обхватила его за шею и поудобнее устроилась у него на руках.

– Куда ты меня несешь? – сонно спросила она.