Нелепая привычка жить

Девушка встала и во всю ширь распахнула окно. Пахнуло свежестью и запахом ночного майского города. Наверху, в темно-синем небе появилась первая звезда, такая близкая, почти осязаемая, она, казалось, манила к себе… А далеко внизу, на тротуаре, стояла почему-то казавшаяся очень знакомой черноволосая женщина средних лет в красно-черном готическом платье. Ее было так хорошо видно, словно их и не разделяли несколько десятков метров высоты. Женщина точно манила ее к себе и улыбалась…

Пора. Долька сделала шаг вперед. Тело вдруг сделалось удивительно легким. Она летела, но летела почему-то не вниз, а вверх, прямо в небо, которое неожиданно оказалось не ночным, темно-синим, а утренним и светлым, и по нему раскинулась огромная, от горизонта до горизонта, радуга, только не цветная, а абсолютно черная. Девушка в своем полете поднималась к ней, придвигаясь все ближе и ближе… И в тот момент, когда она оказалась совсем близко, точно проходила под черной аркой, радуга вдруг засверкала, засветилась такими яркими цветами, которые человек в этом мире даже не может себе представить.

Эпилог

Майским днем на обочине Волоколамского шоссе в районе семьдесят второго километра сидели прямо на земле двое мужчин лет сорока и с недоумением таращились друг на друга. Вид у обоих был тот еще — грязные, оборванные, у одного поцарапана щека и оторван рукав пиджака, другой и вовсе с заплывшим глазом, весь в синяках и кровоподтеках.

Впрочем, если бы кто-нибудь пригляделся к ним повнимательнее, он понял бы, что перед ним не обычные деревенские пьянчужки. Оба мужчины были трезвы и довольно прилично одеты, особенно тот, что пострадал меньше, — на нем и вовсе был шелковый галстук от Армани, только очень грязный и сбившийся набок.

— Ну, и что будем делать? — спросил он, потирая бок.

— Понятия не имею! — ответил другой, что был выше ростом, и сплюнул кровью на дорогу. — Блин, кто бы рассказал, я б не поверил! Выкинули, как щенков, из машины, все забрали — и деньги, и мобильники… Козлы! Черт меня дернул остановиться!

— Ну как же ты бы не остановился, они же в форме были… Самое смешное, что я совсем недавно об этом слышал. Вся Москва уже говорит о бандитах в милицейской форме, которые останавливают на шоссе дорогие иномарки и грабят тех, кто там сидит…

Мужчины не без труда поднялись с земли и медленно побрели в сторону города. Заслышав шум приближающейся машины, высокий каждый раз поднимал руку, чтобы проголосовать, но проезжающие мимо автомобилисты как-то не горели желанием обрести столь странных пассажиров.

Минут через сорок лес вдоль дороги наконец кончился и впереди замаячила стекляшка деревенского магазина. Путники устремились к ней.

Полная пожилая продавщица с сомнением оглядела вошедших. Оно конечно, облик их никакого доверия не внушал… Но, с другой стороны, вроде не шатаются, глаза не безумные, и перегаром не пахнет. Может, и впрямь попали в беду?

Поколебавшись, она вынула из объемистой сумки мобильник и протянула им.

— Звоните, только быстро, а то у меня денег на счету мало осталось…

— Мы вам все компенсируем! — пообещал тот, что выглядел поприличнее, а второй, высокий, уже набирал 02.

После того как он поговорил с милицией, женщина окончательно прониклась к ним сочувствием. Это же надо, ребята в какой переплет угодили! Поахала, отыскала в сумке салфетки, достала из-под прилавка початую бутылки водки, что еще с майских праздников оставалась, — сгодилась и как наружное лекарство, и как внутреннее. А потом, махнув рукой, снова вынула телефон.

— Может, вам еще куда позвонить надо? Мужики переглянулись.

— Да надо бы… — сказал высокий. — Только Леля ведь у Надюшки в больнице, а я ее мобильного номера теперь ни в жисть не вспомню…

— Я тоже никогда не помню номеров, — кивнул другой. — Разве что один, очень легкий, меня тут его заставили зазубрить на проща… Постой-постой! Слушай, я, кажется, понял, что она имела в виду!

— Вы о чем, шеф?

— О фразе. Той, которая была сказана при расставании…

— Что-то я вас не понимаю… — пожал широченными плечами высокий.

Но Малахов не ответил. Он торопливо нажимал на кнопки телефона, спеша позвонить женщине, у которой был очень легкий номер. Женщине, которую звали Любовью. Той единственной, которая не любила слова «прощай».